Греч, Бестужев, Сомов были правы с научной точки зрения, разъединяя церковно-славянский и русский языки (что, впрочем, уже было достаточно выяснено за 10 лет до этого полемикой Дашкова против Шишкова). Катенин почувствовал слабость исторически-научной позиции Шишкова и сдал ее, перенеся вопрос исключительно в литературную плоскость; отказавшись от вопроса о генетическом значении церковно-славянского языка, он подчеркнул его функциональное значение.
Младшие архаисты тем самым обрывали псевдонаучные предпосылки старших (как силою обстоятельств были уничтожены реакционные общественные предпосылки старших), и позиция их становилась чисто литературной.
В своей первой статье о книге Греча Катенин пишет: "Я не смею спорить с вами, когда вы отделяете его (русский язык. - Ю. Т.) от славянского, но язык русский? Ломоносов первый его очистил и сделал почти таким, каков он и теперь. Чем же он достиг своей цели? Приближением к языку славянскому и церковному". 46 Таким образом, говоря о составе литературного языка, Катенин отделяет этот вопрос от вопроса с единстве русского и церковно-славянского. Вместе с тем он поддерживает трактовку литературного языка как своеобразного диалекта, дифференцирующегося по жанрам: "Я отнюдь не требую, чтобы все писали всё одним языком, напротив, не только каждый род сочинения, даже в особенности каждое сочинение, требует особого слога, приличного содержанию... В комедии, в сказке нет места славянским словам, средний слог возвысится ими, наконец, высокий будет ими изобиловать". *47
Этим ломоносовским принципам Греч и Бестужев противополагают карамзинские - отрицание литературного языка как! своеобразного диалекта, дифференцирующего по жанрам: "Легкий слог, вопреки мнению г. К<атенин>а, должен употребляться) в важных сочинениях, если хотим дать им вес, не делая их увесистыми". 48
Между тем во второй своей полемической статье Катенин детализировал и общий вопрос об архаистическом направлении: архаистическое направление не есть архаическое, архаисты - не архаики. Он напомнил Гречу о тех людях, которые и в ломоносовское время "ненавидели славенщизну и восхищались чистым русским языком Сумарокова... Напрасно силятся защитники нового слога беспрестанно смешивать в своих нападениях и оборонах высокий слог любителей церковных книг с обветшалым слогом многих из наших сочинителей, которые напротив держались одинаких с новыми правил, и только от того не совсем на них похожи, что разговорный язык в скорое время переменился". 49
Здесь Катенин делает еще один важный шаг по пути литературного самоопределения: он отмежевывает архаистическое направление от защиты всего старого и порывает с неразборчивостью Шишкова, бывшего одновременно и архаистом и архаиком. **
* Ср. позднейший его ответ Полевому о том, что "они (архаисты. - Ю. Т.) не почитают "языка церковно-славянского древнерусским"; знают не хуже других, что библия переведена людьми не русскими; но уверены в том, что с тех пор, как приняла ее Россия, ею дополнился и обогатился язык русский" ("Московский телеграф", 1833, № 13, июнь, стр. 449).
** Ср. любопытное суждение Катенина по поводу ожидавшейся смерти Карамзина: "Если умрет он, большая сделается революция в мире литературном, в особенности Российская Академия спасется от глупости новой и останется при невежестве старом". "Письма П. Л. Катенина к П. И. Бахтину", стр. 48. Письмо от 5/17 июня 1823 г.
Тогда же в "Вестнике Европы" ближайший литературный друг Катенина, Бахтин, укрывшийся под псевдонимом М. И., писал: "Открытие тайны писать, как говорим, не принадлежит нашему веку. Еще прежде чем Карамзин наставлял сему кандидатов авторства профессор Елоквенции Тредьяковский уже давно проповедовал оную... Потрудитесь прочитать предисловие к переводу сего великого мужа: "Езда на остров Любви..." Из краткой сей речи вы ясно можете усмотреть, что напрасно некоторые полагают Тредьяковского
С Телемахидою в руке,
С Роленном за плечами.
начальником славенофилов: напротив того, он есть истинный глава тех,
Кто пишет так, как говорит,
Кого читают дамы". 50
Если сопоставить это освобождение архаистического направления от архаики, бывшее в то же время и пересмотром вопроса об исторических традициях с острым интересом Вяземского к Сумарокову, приведшим его к высокой оценке Сумарокова 51 (а впоследствии - к полемике об оде и сатире с Погодиным), а также и пересмотром вопроса о Ломоносове и Державине у Пушкина (на котором придется еще остановиться ниже), станет ясно, что в 20-х годах идет разъяснение исторических традиций, разъединение их.
Катенин был и по части современных литературных группировок достаточно дальновидным и, при всей его резкой полемичности, - внеличным. Так, Гнедича, своего давнего "хулителя", конкурента-декламатора, "льстившего романтикам", внешне стоявшего скорее ближе к враждебным группировкам, он, не колеблясь, зачисляет в лагерь архаистов. 52-53 Так, Каченовского, временного союзника, в журнале которого 54 Катенин собирается "вести наступательную и оборонительную войну", он считает "глупым, недоученным, раболепным педантом, насильником: словом, хуже Греча". 55
8
Здесь, в вопросе о современных литературных группировках, важный пункт - тактика младших архаистов. Дело в том, что годы их деятельности падают на любопытнейшее явление литературы XIX в. - на борьбу классиков и романтиков. Подходя с готовыми критериями "классицизма" и "романтизма" к явлениям тогдашней русской литературы, мы прилагаем к многообразным и сложным явлениям неопределенный ключ, и в результате возникает растерянность, жажда свести многообразное явление хоть к каким-нибудь, хоть к кажущимся простоте и единству. Таков выход, продиктованный историкам самим определением романтизма, которое сложилось не во время борьбы 20-х годов, а позднее, определением, в котором сложные явления предыдущего литературного поколения, уже стертые в памяти позднейшего, были приведены к насильственному упрощению. Таково психологическое определение романтизма у Белинского, надолго определившее пути исследования. 56
Характерна поэтому разноголосица у исследователей, возникшая в результате подстановки многозначных терминов в вопросе литературной группировки Катенина. В. Миллер в своей статье "Катенин и Пушкин" пытается отнести Катенина к классикам оленинского кружка и влияние Катенина на Пушкина видит в том, что он расширил кругозор молодого Пушкина в сто рону "французского классицизма"; эта характеристика оказывается, однако, недостаточной; новейший исследователь принужден назвать Катенина "полуромантиком" и, с другой стороны, "неоклассиком", что, однако, само по себе уже спорно. Отмечает противоречия в классицизме Катенина и А. А. Чебышев, объясняя их характерным литературным "двоеверием". На приверженность Катенина к шишковским литературным идеям указал лишь Н. К. Пиксанов.*
Впервые, однако, с большой отчетливостью уже поставил вопрос о том, что эти группировки не характерны для Катенина, Полевой. В рецензии на сочинения Катенина он отнес его к особому разряду архаистов (хотя самая характеристика архаистического направления у него односторонняя, что вызвало возражения Катенина). **
* "Пушкинский сборник", под ред. А. И. Кирпичникова. М., 1900, стр. 31; И. Н. Розанов. Пушкинская плеяда, стр. 22-23, 97; "Письма П. А. Катенина к Н. И. Бахтину". Вступительная статья А. А. Чебышева, стр. 5-6; Н. К. Пиксанов. А. С. Грибоедов. В кн.: "История русской литературы XIX века, под ред. Д. Н. Овсянико-Куликовского, т. 1. М., 1910, стр. 209; Н. К. Пиксанов. Заметки о Катенине. В кн.: "Пушкин и его современники", вып. XII. СПб., 1909, стр. 60-74.