– Кристалл!
Бассет нырнул под кровать и громко залаял перед оказавшейся там мышиной норой.
– Какой кристалл? – недовольно спросила Мышка, обидевшись на пса, предательски раскрывшего ее тайник – спрятанный в норе кусок сахара. – Конец света, начало голода! Опять меня пугать задумали?
С этими словами Мышка прыгнула на стол и раздраженно бросила свой сахарный кристалл в колбу, которую поэт держал в руках.
Жидкость поглотила новый элемент, вспенилась, вылилась на лежащую рядом книгу и прожгла обложку с названием «Фауст». От неожиданности Александр выронил сосуд из рук и отскочил в сторону. Жидкость вместе с осколками стекла разлетелась в разные стороны. Испуганный крик поэта прервал чейто смех.
– Ха-ха-ха! – Зловещие звуки наполняли ужасом атмосферу в комнате, вызывая дрожь у всех присутствовавших.
Клубившиеся в воздухе пары очертили чей-то силуэт и улетучились, а перед поэтом и его друзьями предстал Мефистофель. Он приветственно приподнял край своей шляпы. Потом, глядя на Кота, устрашающе вскинул руки вверх и подмигнул ему. Кот испугался и залез под стол, следом там оказался и Бассет.
– Получилось! – восторженно крикнула Мышка, гордо выпрямившись.
– Хахаха! – вновь засмеялся Мефистофель и, сделав круг вокруг стола, подошел к Александру, глубоко заглядывая ему в глаза своими расширенными зрачками.
– Звал? – бархатным голосом спросил злой гений и довольно ухмыльнулся. – Может, сыграем? – Не дожидаясь ответа, продолжил он, и в его руках оказалась колода потертых карт.
Сама собой она мгновенно веером растасовалась в воздухе и по волшебству преобразилась: все пики вдруг стали бубнами, а шестерки превратились в тузы. В завершение своего фокуса, чтобы окончательно впечатлить растерянного поэта, Мефистофель щелкнул пальцами, и карты как по приказу обернулись денежными ассигнациями. Александр оживился, потеряв первоначальный страх, и радостно, будто ребенок, захлопал в ладоши. Мефистофель довольно улыбнулся и протянул волшебную колоду Пушкину. Тот, не глядя, взял три карты наугад, подкинул их в воздух и, подставив ладонь, замер в ожидании чуда. Карты упали в руку Александра и раскрыли перед ним свою искушающую комбинацию: тройка, семерка, туз.
– Ух ты! – впечатлился он, и его воображение вмиг нарисовало неисчисляемые возможности этого трюка.
Поэт так увлекся своими прожектами, что не заметил, как три карты в его ладони превратились в черных пауков-крестовиков. Увидев их, Александр закричал и попытался стряхнуть с себя, но они ловко добежали до подмышки и спустились в карман. Поэт хотел вывернуть карман, чтобы выкинуть жутких насекомых, но не решился и оставил пауков при себе вместе с карточной колодой.
– Ужас-то какой! – сказал Кот, выглянув из-под стола, и, ухватившись лапами за Бассета, зарылся мордой в его шкуру.
Мышка попрежнему стояла на столе и с гордостью (ведь именно благодаря ее сахарному кристаллу оказались возможными эти впечатляющие фокусы) наблюдала за происходящим. Она громко аплодировала, смеялась и даже, когда услышала испуганный крик Александра, сложила лапы на груди и сказала:
– Подумаешь, пауков испугался! Да я, да таких, да по углам, да одной лапой растопчу! – Похваляясь, она и не заметила, как тонкие пальцы злодея подхватили ее за шкурку и, подняв в воздух, бросили в шляпу.
– Кто не спрятался – я не виноват! – пошутил Мефистофель и, сверкнув глазами перед лицом испуганного поэта, надел шляпу вместе с Мышкой себе на голову.
Александр, проследив за процессом исчезновения своего маленького друга, пытался протестовать, но темная сила обездвижила его ноги, превратив их в подобие изваяния из черного камня.
– Опомнись! – закричал из-под стола Кот и еще крепче ухватился лапами за шкуру Бассета, от страха запустив в нее когти.
– Что ты делаешь? – непонятно к кому обратился Бассет, и в этот момент черная нога поэта, движимая неведомой силой, ткнула пса в бок.
Мефистофель, не давая Александру опомниться, вновь взмахнул своей волшебной шляпой и достал оттуда миниатюрную куклу, напоминающую Александра I.
– Царь? – удивленно спросил поэт, изучающе глядя на игрушку.
– Враг твой! – искушающе произнес Мефистофель, протянув поэту длинную иглу. – Ты сам царь и зовут тебя так же! Ткни в мягкое сердце и царствуй! – не делая пауз, сладким голосом продолжал он.