Она робко подняла глаза. Мама стояла, взявшись ладонью за горло, с сухим и безучастным лицом.
Небылова ждала, что-то просительное, почти заискивающее перебегало в ее глазах. Какая-то надежда.
— Поймите меня!
Ответа не было.
— Когда так… — с расстановкой произнесла Небылова.
Краска хлынула ей на щеки, зрачки стали колкими. Она надменно вскинула голову:
— Когда так… теперь, по крайнем мере, я все знаю.
Она поднялась, снова высокомерная и неуязвимо красивая, и вышла из комнаты, не дожидаясь, чтобы ее проводили. В прихожей стукнула входная дверь, стало тихо.
Мама поставила стул к стене. Настю колотило, как в лихорадке.
— Что ей от тебя нужно? Зачем она приходила?
— От счастья не приходят, — ответила мать.
Насте показалась искра торжества в глазах матери. Мама зажгла папиросу и нетерпеливо курила.
— Эта женщина из тех, кто умеет отшвырнуть все препятствия, — сказала она.
«Почему же папа ее полюбил?» — угрюмо подумала Настя.
— Жаль его, — словно услышав Настину мысль, ответила мать.
Она жалела и не винила отца. Настя винила, не прощала, не могла любить папу, как прежде. Нет прежнего отца. Есть слабый, запутавшийся, неуверенный человек. Нет того человека, с которым Димка любил рассуждать о политических новостях, когда являлся к ним в воскресенье, предварительно отутюжив складки на брюках. У них мужские интересы. Они обсуждали международное положение. Настя не очень-то разбиралась в международном положении и помалкивала, удивляясь Димкиной эрудиции в вопросах политики. Папа сидел вот в этом кресле у своего стола, а Настя рядом, обвив его рукой свою шею. «Птенец под крылом», — говорил папа, а Димка преданными глазами глядел на него. Как хорошо было им! Где ты, ласковая, чистая жизнь, где ты?
Настя недоумевала, страдала, стыдилась, что папа, которому стукнуло сорок девять лет, у которого седые виски и две глубокие морщины у рта, ушел к чужой красивой женщине с белой шеей!
— И что нелепо, что они чужды душевно. Он мягкий, совестливый, а она… как жадно она рвется к цели! Что из этого выйдет, не знаю, — сказала мама.
Мама была возбуждена, непрерывно курила одну за другой папиросы, сыпала пепел, и ходила по комнате из угла в угол, и говорила о том, что отцу чужда эта женщина, отцу будет плохо, чем дальше, тем хуже. О! Эти бессовестные хищницы!
Мама измучилась молчать, ей надо было излиться. Но то торжество, которое Настя уловила в глазах мамы, не проходило в ней. Она встала у зеркала и долго всматривалась в свое отражение. Покачала головой.
— Он не будет с ней счастлив.
«Почем знать, может быть, твой жизненный путь пересекла настоящая, самоотверженная, истинная любовь», — вспоминалось Насте. И неспокойный свет в глазах Галины. «Бывает так в жизни?.. В книгах, Галина! Спроси моего отца, он скажет. Только в книгах».
Вечером она вынула из почтового ящика письмо. На конверте стоял обратный адрес. Настя перечитала несколько раз, не веря глазам. Письмо пришло с обратным адресом. Подчеркнуто жирной чертой: Дмитрий Лавров. Прячась от мамы, Настя тихонько прокралась к себе, заперлась.
Вот что было в письме.
«Настя, я все узнал! Вячеслав Абакашин переписывается с Борькой Левитовым и рассказал ему. Нина Сергеевна улетает на „ТУ-104“ домой (вызвана на областное совещание, может, насовсем) и захватит письмо. Она тоже знает, и все ребята. Я очень тороплюсь. Нина Сергеевна ходит внизу у вагончика, я слышу, как она ходит и ждет. Настя, я не поверил, но Борька показал мне противное письмо Вячеслава. Я немножко помню Анну Небылову, она писала про нас, когда мы уезжали на стройку. Я еще подумал тогда, что она вычурная и все рисуется чем-то.
Эта новость трахнула меня по голове. Сто раз знал из жизни и газет, что бросают семью, но Аркадий Павлович, которого я считал высшим образцом человека, кроме известных на всю страну героев с громким именем, — разве можно было ждать?.. Опускаются руки, не хочется верить в людей, если даже Аркадий Павлович бросил самого верного друга… Немолодой и прожил почти всю жизнь… А если бы молодой? Любовь бывает один раз. Я тебя люблю. Больше никого никогда! Зачем я пишу? В голове хаос. Я подлец и мерзавец. Ничего не понял тогда! Ты права, что меня презираешь. Нина Сергеевна кричит, чтобы скорее. Не успею дописать… Настя, прошу тебя, как человек и бывший товарищ (ты не можешь считать меня товарищем после всего), если тебе нужна рука помощи, напиши! Не представляю, как теперь быть. Ребята говорят, надо выписать тебя к нам. Здесь есть библиотека, твоя мама могла бы… Нина Сергеевна торопит, кончаю. Даже теперь, после Аркадия Павловича, я верю в верность и верных людей… А сам-то, а сам-то? Ты права, что презираешь меня. Совершенный хаос, ужасное настроение! Дурак, остолоп, поделом тебе, так и надо! Все ребята шлют привет. У нас выпал снег, все бело. И тоска. Прошу, Настя, напиши! Хоть слово. Буду ждать. Если ответишь сразу, письмо придет через пять дней. Настя, ответь!