Пусть это вас не беспокоит

Рендалл рассмеялся и сделал большой глоток. Картер тупо смотрел на него.

-- Я не понимаю...

-- Взгляни сюда, Клар, -- Рендалл наклонился к нему, держа свой бокал всеми десятью пальцами. -- Вот я, например, сказал, что Мери уехала одна, а ты остался. Но ведь это только я так сказал. Кто-то мог видеть, как вы уехали вместе... Тот же садовник, которому ты тогда сломал руку -- помнишь? -- с тех пор он тебя не жалует. И что тогда? Пара таких свидетелей -- и мне придется признать, что я мог ошибиться...

-- Ты не сделаешь этого, Уесли.

-- Сделаю, Клар -- мне придется. Или какой-нибудь человек, выгуливавший собаку, видел, как вы заходили вместе в бунгало Мери... Так ведь тоже может случиться, как ты думаешь?

-- Уесли...

-- Или они получат фотографии...

-- Какие фотографии?

Рендалл откинулся в кресле и достал из внутреннего кармана пиджака желтый конверт. Когда Картер брал его в руки, они дрожали.

Цветная фотография, глянец. Мери лежит на кровати. Это точно Мери, и она наверняка мертва. Снимок сделан качественно. А рядом с ней, на кровати...

-- Уесли, -- прошептал Картер.

Уесли Рендалл встал с кресла и сделал несколько шагов по комнате.

-- Через неделю ты получишь во владение пятнадцать процентов акций банка "Картер Интернешнл", -- произнес он. -- И в тот же день ты перепишешь их на мое имя. И все будет хорошо.

Он обернулся, их взгляды встретились.

-- Игрушки закончились, Кларенс, -- сказал Рендалл и вновь улыбнулся. -- Кончились. Ты понял, Клар?

* Часть 1 *

1

Выехав из Беверли-Хиллз и свернув с хайвея, вы попадаете в паутину милых сельских дорог, где на каждом углу стоят милые приветливые вывески "Не входить. Частное владение". Если вы заехали сюда случайно, можете поплутать несколько часов, любуясь запертыми воротами и голубым небом -- в том случае, конечно, если ваша машина с открытым верхом. Но если у вас были веские причины приехать именно в этот район -- что же, тогда вы сами знаете, где и куда свернуть.

Оказавшись около большой бетонной ограды, у которой обычно расхаживает несколько охранников с собаками, -- здесь живет известный модельер, на жизнь которого покушались несколько лет назад, что вызвало у него небольшую манию преследования -- поверните два раза налево и один раз направо. Ваш автомобиль упрется в еще одни ворота, и единственное, куда вы сможете уехать отсюда -- это обратно на хайвей.

Но вы этого не сделаете. Вы подойдете к воротам и нажмете кнопку переговорного устройства. Оно сухо кашлянет, -- давно было пора сменить динамик -- и приятный, по крайней мере, на мой взгляд, женский голос, спросит, что вам угодно. Если вы в этот момент заулюлюкаете и убежите, то сможете долго гордиться своим подвигом. В противном случае стоит назвать свое имя (скажем, мистер Джонс) и войти.

Проделав весь путь от хайвея до этих ворот, вы тем самым докажете, что вас тяготят серьезные заботы и вы готовы заплатить любые деньги, чтобы от них избавиться. Когда ворота позади вас закроются, все ваши проблемы исчезнут.

Вернее, они станут нашими проблемами.

У человека, который сидел передо мной в то январское утро, были огромные неприятности, но денег у него было еще больше. И я был готов освободить его от того и другого.

Его звали Джейсон Картер, вот уже двадцать шесть лет бессменный президент банка "Картер Интернешнл", и он крепко влип.

-- Вы считаете, что ваш племянник убил ее? -- спросил я.

Я старался выглядеть как можно более открытым, деловым и слегка -совсем слегка -- озабоченным.

-- Я этого не знаю, -- Джейсон Картер развел руками. -- И, что еще хуже, он сам этого не знает.

Я кивнул.

-- Вам что-нибудь было известно о его неспособности пить?

-- Ничего. Поймите, мистер Амбрустер, я сам очень мало пью, и все это знают. Я -- президент одного из крупнейших банков на западном побережье, и с этим считаются. У Кларенса просто не было возможности напиться в моем присутствии, -- он знал, что мне это не понравится.

-- Но, видимо у него нашлись друзья, с которыми он чувствовал себя более свободно.

-- Чертов Рендалл, -- кулак Джейсона Картера с хрустом впечатался в его же ладонь, и я испугался, как бы будущий клиент не раздробил себе кости. Как же он сможет управлять крупнейшим на западном побережье банком, если у него будут сломаны обе руки?

-- Ваш племянник попал в очень неприятную историю, мистер Картер, -раздался голос сбоку от меня. Франсуаз Дюпон, мой партнер по улаживанию чужих неприятностей и растрачиванию высоких гонораров, вступила в разговор.

-- Он подозревается в убийстве, и, судя по вашим словам через несколько дней ему вполне может быть пред?явлено обвинение, -- продолжала она. -Поэтому, прежде, чем мы возьмемся за ваше дело, следует оговорить несколько важных пунктов. Вы понимаете, что, возможно, являетесь соучастником в убийстве?

-- Это не имеет для меня значения, -- ответил банкир. -- Главное -безопасность моего племянника.

-- Глупости. Когда он окажется на скамье подсудимых, то, скорее всего, всплывет, что он обо всем рассказал вам. Вы даже не его отец. Помогая ему укрыться от полиции, вы автоматически становитесь соучастником в убийстве Мериен Шелл.

-- Именно поэтому я и обратился к вам. Я хорошо разбираюсь в финансовых операциях, и, тщу себя надеждой, также неплохо разбираюсь и в людях. Но я понимаю, что единственное, чем я сейчас могу помочь своему племяннику -- это своими деньгами.

-- Что будет, если окажется, что он виновен? -- спросил я.

-- Это не имеет значения.

По всей видимости, в мире была масса вещей, которые не имели значения для Джейсона Картера, и уголовное законодательство явно входило в их число.

-- Мой племянник не может быть признан виновным, -- продолжал банкир. -- Скорее всего, эти негодяи сами убили девушку, чтобы потом подставить его.

-- Нет, мистер Картер, так дело не пойдет, -- сказал я. -- Мы не можем огульно отмахиваться от такой возможности. Если Кларенс теряет голову при опьянении, нет ничего удивительного в том, что, в конце концов, он кого-то убил.

-- Это невозможно. Мне шестьдесят два года, мистер Амбрустер, и за это время я научился не верить в совпадения. Чтобы такое случилось именно за несколько дней до того, как Кларенсу исполнится двадцать два года, как оговорено в завещании моего отца -- это верх нелепости. А если вспомнить про фотографии, свидетелей, на которых намекал этот тип, Рендалл, -- тогда станет ясно как день, что все подстроено.