— О-о-о, это уже будут проблемы телесного меня. Не замедляйся, а то догонит еще.
— Вот только не надо меня запугивать.
Юноша резко остановился и недоуменно вскинул брови.
— И в мыслях не было. Однако я думал, что предупредить все-таки стоит. В конце концов в театр завел тебя я, а значит несу ответственность за твою сохранность. Физическую и моральную.
— Как серьезно.
— Я не безалаберный дух, и раз уж так неожиданно влетел в твою жизнь, то буду стараться не превращать ее в невыносимый ад.
— Вот спасибо. Огромное! — В мою сторону покосилась девушка с парнем, и я, закатив глаза, с шумом втянула воздух в легкие. — А можно тогда сразу очертить рамки выносимого ада?
— Тяжело же тебе живется.
— Это еще почему?
— Буквально воспринимать аллегории — это же чокнуться можно.
— А вдруг я и есть чокнутая? Ты же меня совершенно не знаешь.
— Отрицать не буду. Здесь я не осведомлен. — Я эмоционально фыркнула и скрестила руки на груди, а он тем временем продолжил: — Зато я самолично видел, что за сегодня ты не съела ни крошки. Поэтому курс на супермаркет!
Его воодушевлению можно было только позавидовать. Казалось, призрачное состояние Клима не беспокоило, равно как и существование в двух местах сразу. Он действовал крайне обыденно, а я, словно ему в противовес, чувствовала себя не в своей тарелке. Из-за него все смялось вихрем, и теперь я пыталась разгладить и упорядочить этот хаос. Однако бесспорно он был прав: мне необходимо подкрепиться.
* * *
— Ты значит актер, — не спрашивая, а утверждая произнесла я.
— Не могу определить по твоему тону, плохо это или хорошо.
Клим сидел за столом напротив меня, держа ладонями голову. В зеленых глазах я не нашла укора, сколько бы не искала. Своей безмятежностью они напомнили мне мшистые камни, прятавшиеся в лесной тени.
— Ладно, признаюсь. Тебе удалось меня поразить. Вот уж увидеть твою персону на сцене я точно не ожидала. Хитро сплел интригу.
— Да, но вот над драматическими паузами стоит еще поработать.
Я громко рассмеялась. Собственная же претензия казалась мне такой глупой после увиденного на спектакле. Чистой пробы одаренность, которую невозможно было перепутать.
— Вода закипела, — подсказал он, встав с места, а затем осторожно, почти с опаской, спросил: — И каковы твои впечатление о театре? Душновато? Пресновато? Или, быть может, усыпляюще?
— Ох, какой богатый спектр. Даже не знаю, что выбрать. Очень трудно, — протянув букву у, я тряхнула головой и серьезно взглянула на Клима. — И часто на тебя нападали критики?
Не задумываясь, он легко ответил:
— Никогда.
— Хм. — Выкладывая манты в кастрюлю по одной, я тянула время и размышляла. Стоит углубиться в эту тему или не стоит? И решила: мы не настолько близки, чтобы беззастенчиво копаться в сердцах друг друга. — Знаешь, мне понравилось выступление. Жалко, конечно, что на финале я не смогла присоединиться к всеобщим овациям, ведь вы их заслужили. Правда.
— А какими словами ты бы описала сие действо?
Убавив огонь, я расслабленно помешивала ужин, стоя полубоком к собеседнику.
— Осязаемо. Пробирающе. Горьковато. Последнее, кстати, в хорошем смысле, — спешно разъяснила я, испугавшись недопонимания. — Весьма тонкая работа, искусная. Я могла бы сравнить ее с кружевом. Прошу, останови меня, если мои речи тебя утомили или вовсе кажутся глупостью.
— Не кажутся. Договори, пожалуйста, я внимательно слушаю.
От смущения я потерла лоб тыльной стороной ладони, однако не стала затягивать и, будто срывая пластырь, завершила свою неуклюжую метафору:
— Оно само по себе красиво и приятно, но, только приглядевшись к деталям, ты обнаружишь истинную глубину творения, скрывающуюся в переплетении нитей.
— Спасибо, — послышалось за спиной, и, обернувшись, я увидела Клима с закрытыми глазами. Не знаю, прятал ли он их намеренно или бессознательно защищался, однако его благодарность прозвучала искренне.
Молча кивнув, я сосредоточилась на готовке. Тишина располагала к спокойному ровному процессу, хотя взбунтовавшийся желудок явно меня поторапливал. И все же раньше времени шумовка мантов не коснулась.