— Среди них есть тот, кто меня сильно ненавидит. Я всегда думал, что это фигура речи и не более, однако минуту назад я самолично ощутил здесь, — он хлопнул ладонью по груди, — истинный укол ненависти. Знать бы только наверняка, кто желает мне зла?
[1] Стихотворение «Памяти отца» Патрика Каванаха — ирландский поэт и романист, мало известен русском читателю, однако в ирландской англоязычной поэзии XX считается вторым поэтом после У.Б. Йейтса.
В переводе Григория Кружкова.
Глава VII
Клим погрузился в глубокие думы. Он не спрашивал, куда его вела Анелия, однако держался неподалеку, не теряя ее из зоны видимости. Без конца он повторял список имен, будто опасался ненароком забыть хотя бы одно из них. Девять лицедеев. Девять подозреваемых. И главное, необходимо было понять, как разоблачить злодея и вскрыть его червивое нутро.
Планы не успевали строиться и рушились уже на этапе идей. Сложно влиять на материальный мир, когда ты сам являешься частью призрачного. Однако перестать размышлять он не мог; жернова мысли были запущены, и лишь по щелчку пальцев они ни за что не остановились бы.
«Как вывести на чистую воду того, кто еще не сделал тебе дурного?» — подобно резиновому мячику вопрос отскакивал от стенок черепной коробки и не находил ответа.
— Если так продолжишь, голова разломиться пополам и из нее вытечет эктоплазма. — Девушка нарочито вздрогнула и обняла себя за плечи. — Пожалей меня, и не наноси душевную травму. Боюсь, такое ни одному психотерапевту не расскажешь без угрозы закрытия в местном бедламе.
— А мы, если уж на то пошло, где? — очнувшись, спросил Клим и завертел головой в поисках знакомых ориентиров.
— В одном особенном месте. Точнее неподалеку от него. Осталось пройти совсем чуть-чуть, — ускорившись, она ловко огибала торчащие древесные корни и рытвины: следствие многолетних дождей. Не разворачиваясь, она мягко уточнила: — Надеюсь, ты не против, что я столь бессовестно тебя украла?
— Мне не помешает развеяться. Здесь ты права. А долго я грезил наяву?
— Достаточно, чтобы я успела привести твой дух сюда, — загадочно произнесла Анелия и, отодвинув ветви, пригласила взглянуть. — Забытый уголок, хоть и в черте города. Здесь могут очутиться только случайно забредшие или заблудшие, и даже это весьма маловероятно.
Он встал рядом и, согнувшись, увидел чудаковатый подвесной мост, заслоненный от суетливых районов зеленым куполом. Деревья расположились весьма разрозненно друг от друга, смыкаясь лишь кронами в небесной синеве. Внизу ручей зазывал своей песнью гостей, птицы вторили мелодии, обогащали ее переливами и звонкими нотами.
— Безмятежная красота, — восхищенно произнес Клим, совершенно забыв, как моргать.
Анелия гордо вскинула подбородок, будто самолично воздвигала чудесный пейзаж. Вдох — и она юркнула за ветви, которые упали, стоило исчезнуть удерживающей их силе. Усмехнувшись, дух просочился насквозь и ступил, казалось, в новую реальность.
Перила из крепкой веревки были только с одной стороны, а с другой выпирали из общей формы доски, образовывающие причудливые смотровые площадки. По всей длине подвесного моста их насчиталось ровно пять. Девушка отыскалась на третьей, в середине пути. Махнув ладонью, она подозвала юношу.
— Присаживайся. Здесь отлично выходит и молчать, и говорить. Выбирай, что тебе больше по душе.
— Конструкция точно надежная? Я не для себя спрашиваю, кстати.
— Не волнуйся. Он только выглядит неказисто, а дерево тут крепкое, не надломится.
Без капли страха Анелия села на край площадки и свесила ноги вниз. Она уперлась локтями в доски позади себя и, прикрыв глаза, кожей ощущала прохладу ручья и позднего вечера. Безмолвие было заразительно, и Клим неспешно опустился рядом, по левую руку от девушки.
Хаотичные мысли развеялись, а природа одаривала истинным покоем, который разносился по всему телу: от головы до пят. Никто не нарушал их уединения, и в воздухе между ними разлился флер откровенности.
— Хочешь услышать историю, как я получил прозвище Щелкунчик?
— Спрашиваешь. Конечно, хочу!
— Итак, я тогда был еще совсем зеленый и неопытный, зато очень усердный. Меня не останавливала ни строгость педагогов, ни их несправедливость. Даже жестокие методы обучения не пугали меня так, как других. Я мечтал стать актером и готов был пройти через все круги ада. Вновь и вновь доказывал, что я чего-то стою. И вот он мой шанс на миллион: роль в театре. А я был второкурсником.