Тонкие бретели оголяли узкие плечи, квадратный лиф плотно сидел на груди, позволяя малиновой шелковой ткани нежно скользить от ярко-выраженной талии до щиколоток, а переход в белый добавлял образу той невесомости и свободы, которая доступна лишь крылатым созданиям. Перламутровая фероньерка чудесно смотрелась на белокурых волосах, одновременно подчеркивая их естественность и отсутствие массивной прически. Черно-серая маска из искусственных перьев надежно закрывала половину лица и акцентировала внимание на голубых глазах, кажущихся в темном обрамлении еще более фантастическими.
Девушка сделала уверенный шаг, и в длинном разрезе спереди, идущего от середины бедра, игриво показалась ножка, увенчанная изящной туфлей с округлым носом. И чем сильнее Анелия приближалась к Климу, тем шире становилась ее улыбка.
— Изумительно пленительна, — с неподдельным восхищением проговорил он. — Боюсь, этим вечером все взгляды будут направлены лишь на тебя одну.
— Я польщена, конечно, такое слышать в свой адрес, — и оказавшись вплотную к призраку, шепнула ему на ушко: — Только цель у меня несколько иная, чем коллекционировать восхищение. Хочешь быть незаметной, стань самой яркой птичкой на балу.
И девушка оказалась права. Сначала образ петроики невольно привлекал внимание на маскараде, но затем актеры, будто свыклись, и вернулись к привычному руслу жизни. Клим, ставший Анелии проводником, с удовольствием водил ее по залу, рассказывая отвлеченные истории, чтобы скрасить томительное ожидание. Она еле заметно кивала, а сама высматривала подходящие сочетания цветов, которые не так легко было обнаружить в столь пестром обществе.
Первой жертвой вышел Щегол: темно-рыжая, почти терракотовая маска, ярко желтый пиджак, с выглядывающей белой рубашкой и серые с бурым оттенком брюки. Он был знаком девушке по роли Аркадия в спектакле «Отцы и дети». И с него оказалось проще всего начать, особенно когда телесный двойник уже вовсю с ним беседовал.
Анелия глубоко вдохнула и, лавируя между вольготно расположившимся группками, застыла за спиной Виленского ровно так, чтобы видеть солнечное сплетение его собеседника. Несколько ударов сердца — и она покачала правой рукой, словно лодочкой. Этот жест означал: «Не он».
— Принято, — тотчас ответил Клим и занес пометку в свой призрачный блокнот, вынутый из внутреннего кармана темно-синего пиджака.
Следующими на очереди оказались сразу три актрисы: одна из них совсем молоденькая, только-только закончившая театральный, а две другие были из тех самых «старожилов», о которых рассказывал дух. Квезаль, Сизоворонка и Зимородок — их объединяли синий, коричневый и зеленый, хоть и отличавшиеся оттенками, однако гармонично смотревшиеся, когда девушки стояли вместе.
И это же стало проблемой. Они увлеченно разговаривали и, казалось, никого не хотели принимать в свой круг, а потому Климу пришлось пойти на хитрость. Телесный двойник выцепил на танец одну из них: Квезаля — а Анелия со стороны пристально наблюдала за каждой по очереди.
Легкая зависть, наслаждение и усталое безразличие. Здесь даже намека не было на укол ненависти, и девушка повторила знак. Когда она собралась уходить к другим птичкам, ее пригласили на танец. Отказаться Анелия не посмела, ведь перед ней очутился следующий подозреваемый: Деревенская Ласточка — темно-коричневая маска, кобальтовая рубашка навыпуск из кремового цвета брюк.
Пока она вальсировала и поддерживала непринужденную беседу, Клим усиленно думал, как подстроить случайное столкновение. Однако это не понадобилось, ведь после танца Ласточка отвел Анелию к Сойке.
Ловко разыграв карты, девушка увлекла их угадыванием птицы, которой она подражала. Слово за слово, постукивание по локтю — другой жест, указывающий на то, что нужно еще время. Призрак кивнул больше самому себе и ниточкой потянул мысль телесного двойника задержаться на этом месте немного дольше обычного.
— Ладно, мы сдаемся, — наконец-то сказал Ласточка и, лукаво сощурившись, усмехнулся. — Кто же вы прекрасная леди? Чей образ так замечательно на вас сидит?
Проигнорировав первый вопрос, Анелия ответила на второй:
— Малиновогрудая петроика. Стоило мне ее увидеть, и я тотчас влюбилась в эту очаровательную птицу.
— Значит ли это, что нам грозит то же самое, глядя на вас?