Так всегда: тысячи окон устремлены в неизвестность. Кажется, есть ли ещё кто-то с подобного рода мироощущениями, взглядами, но не можешь его нигде найти – найти себя самого. В городской пустыне.
Свечи, которые он зажёг, чтобы осветить мрак, обманчиво создавали свет, которого уже не существовало. Теперь он повторял до черноты, сам не понимая для чего: моя сила иссякает. Теперь даже свет исчез – был украден из его глаз. Его оставили где-то далеко и нигде... нигде...
«Мне всё чаще приходит на ум, будто я в аду, который похож на рай».
– Жизнь прекрасна, – говорит Эдуард.
– Как яд, подмешанный в кофе, – недовольно бурчит Егор.
– Есть другое определение, ты знаешь, оно мне нравится больше.
– Жизнь – это случайный взрыв смеха посреди бесконечных мучительных стонов.
– Нет, не то, – отмахнулся Эд. – Если жизнь – это вампир, пусть сосёт.
Наступая на сырые опавшие листья, они прогуливаются по лесу недалеко от города в поисках вдохновения. Егор работает детским писателем, а Эдуард занимается тем, что иллюстрирует все его книги и также является его единственным другом.
Несмотря на чрезмерно замкнутую мизантропическую личность, Егор показывал себя весьма талантливым человеком, эксцентричным мечтателем. Правда издательство, с которым он сотрудничал, интересовала вовсе не его мечтательность, а прибыль от продаж. После успешной серии детских книг о мальчике-тени Егор заключил контракт с издательством на ещё одну книгу о бобре по имени Генри.
– Кстати, по поводу бобра Генри, – говорит Эдуард, – может, дадим ему имя Люций, Люцифер?
– Бобёр Люцифер? Герою детской сказки?
Эд сохранял невозмутимость, но заметив серьезное замешательство на лице друга, прыснул от смеха.
Егор тяжело вздохнул.
– Мне кажется, я схожу с ума.
– Не насилуй свой мозг, приятель. Твоё сознание как поезд метро, ты слишком заморачиваешься. Мне постоянно приходится дергать остановочный рычаг внутри твоей черепной коробки. У меня есть только одно правило для этой жизни, – важно заявил Эдуард. – Не будь дерьмом.
– Потрясающее правило, как я сам до него не додумался.
– Не будь дерьмом.
– Да, да, я понял, хватит это повторять, – улыбнулся парень.
Эдуард ловко вынул из сумки листы с концепт-артами наполовину разработанного ими сюжета для книги.
– Итак, история про веселого бобра Генри, который ищет себе друзей. Он довольно наивен, любопытен и обожает приключения. Бобёр Генри странствует по лесу. Множество разных животных попадаются ему на пути – крот-обормот, веселая лиса, заяц-шутник, волк-аристократ. И все они рассказывают о некоем заколдованном месте, где исчезают все фантазии, из-за чего лес перестал цвести, исчезли цвета, пропали шутки. Ему нужно помочь зверям разобраться с заколдованной рощей и понять, куда пропадают фантазии. Используем в книжке раскраску иллюстраций, чтобы дети могли помочь бобру Генри спасти лес, заполнив его цветами.
Егору до боли претила обыденность. Волшебная история «Последнее приключение Алисы» уже своим названием отдавала дань уважения Льюису Кэрролу с его Алисой в стране чудес. Она повествовала о девочке, которая убегала от приземленной, повседневной речи взрослых, насыщенной сухой констатацией фактов, так что невольно придумала вымышленный язык, позволявший вознестись над реальностью людей и попадать в иные миры, реальности и измерения, похожие на чудесную воздушную страну грёз. Летать среди них, как пушинка или ветер, постигая их причудливые законы-правила через абстракции и воображаемые слова, вскрывающие ткань сухой действительности.
Две недели прошло с момента, как Эдуард умер от рака желудка. Егор закурил, чтобы отвлечься. Сделал несколько затяжек и потушил сигарету. Электричество заработало. Но он по-прежнему сидел на кухне в темноте. Телевизор в комнате воспроизводил атмосферу карусели, великой пещеры обмана. Показывали какое-то дурацкое шоу, где все кривлялись, пыжились, неестественно корчили рожи, о чем-то спорили, гоготали.
Он не мог больше оставаться в квартире и вышел на улицу. Сел в полупустой автобус, который вёз пассажиров в другую часть города.
Всё небо заволокло тучами, открывающими печальную картину холодного сезона. Отчаяние, смешанное с грязью на хмуром лике природы отражалось в раздраженных лицах людей. Пейзаж самовлюбленности, дыма, слепоты, пепла. Замороженная красота, пребывающая в апатии.