В тусклом сером свете рдеющего рассвета фарфор кажется неестественно белым, будто бы подсвеченным изнутри невидимой лампочкой. Роскошное платье керамической модницы смялось и съехало в сторону, рюши задрались наверх, делая вид одеяния неопрятным. Идеальные, словно прорисованные рукой талантливого художника, локоны взъерошены, часть выбившихся волос закрывает искусственное лицо девочки, и я кончиками пальцев осторожно убираю их в сторону. На меня уставляется мертвый глаз, обрамленный густыми ресницами и зияющая пустота, занимающая большую часть правой стороны лица. Она поглотила и глаз, и часть носа и щеки — их больше не было. Острый обломок разбитой куклы лежал всего в шаге от меня, словно опавший лепесток увядающего цветка. Ребята, ну что же вы натворили? Зачем? В сердце защемило от вида изуродованной красавицы, познавшей человеческую жестокость.
Шаги поднимающегося по лестнице человека, моментально выводят меня из странного транса, заставляя мысли и тело встрепенуться, как от холодного душа. В панике осматриваю комнату, но глаза не могут ни за что зацепиться. Спрятаться негде и не за чем. Под кровать? Слишком большое расстояние от пола до перекладин, меня точно заметят. Шкаф? Долго, очень долго. А вдруг он закрыт на ключ? Теперь я понимаю, что чувствуют затравленные животные, какое невыносимое отчаянье и страх они проживают. Окно! Я могу выпрыгнуть в окно. Если свеситься на вытянутых руках, то расстояние до земли сократиться, и я могу избежать неудачного приземления. Времени обдумать дальнейшие действия нет, и я бросаюсь к спасительному выходу, одним движением распахивая тяжелые, бархатные шторы, слыша, как скользят по металлическому карнизу железные петли. Окно оказывается отнюдь не пластиковым, а деревянным. И вместо привычной белой ручки, я вижу крошечный шпингалет. В панике дергаю за язычок, но он проворачивается во влажных пальцах и не сдвигается ни на миллиметр. Давай, давай, давай! Эмоции поглощают меня, и я с силой продолжаю налегать на блестящий механизм и вскоре, видно пожалев меня, щеколда сдается, и створка окна открывается. Настежь распахиваю окно, впуская в комнату густой воздух, и шумно выдыхаю, готовясь к прыжку. Сердце испуганно замирает и внутри все перехватывает.
— Стоять! Руки за голову так, чтобы я их видел! — произносит зычный, мужской голос за спиной, и я послушно завожу руки за голову, укладывая ладони на затылок.
Я все еще смотрю во двор, изучая взглядом причудливые очертания корявого дерева, не способная обернуться и встретиться взглядом с блюстителем закона, когда холодный металл наручников опоясывает мои запястья.
Это просто пустой дом, ничего не будет. Слова Евы проносятся в голове, как кадры после фильма, вызывая на лице кривую усмешку.
Несмотря на жаркое время года, в кабинете шерифа было холодно и стыло. Я не переставала поправлять то и дело сползавшую с плеч джинсовую куртку какого-то молодого офицера, тщетно пытаясь найти хоть немного тепла. Подушки пальцев ног и рук заледенели и я их не чувствовала. Прямо передо мной, на столе стоял одноразовый стаканчик с кофе, тонкий пар поднимался с поверхности черного напитка и исчезал в воздухе. Пить хотелось до безумия, в горле все высохло до трещин. Но я не могла пошевелиться. Боялась, что одно движение завершит хрупкое равновесие и грянет буря. Настенные часы монотонно отмеряли последние секунды спокойствия, но я даже не могла поднять взгляд, чтобы посмотреть какое сейчас время. За моей спиной хлопнула входная дверь, впустив в кабинет шум из коридора. От резкого звука я вздрогнула и поспешила натянуть джинсовку выше, до самого подбородка.
— Так, так, так, — шериф уселся на свое кресло, больше напоминающее кожаный трон, и с усмешкой в карих глазах, лукаво посмотрел на меня. — Аманда, верно?