Я качнула головой, подтверждая его вопрос. Жгучий стыд бензиновым пятном покрыл все мое тело, лицо горело, словно в него брызнули из перцового баллончика.
— Твоя мать не говорила, что ты вернулась, — мужчина привычным для него движением указательного и большого пальца погладил седеющие усы. — И что ты забыла в этом доме? Ты хоть понимаешь, что по факту проникновения на чужую территорию мы должны завести на тебя дело? Тем более, что ты пьяна в стельку. Еще и травку курила.
— Я ничего не курила, — едва слышно бубню я, не отрывая взгляда от своих коленей. Внутренний жар опалил лицо и шею, я чувствовала, как краснею.
— Ох, ты не представляешь, как я часто это слышу, — устало вздыхает шериф и откидывается на спинку кресла, — ты же поступила в Прингстон, да?
Я кожей ощущаю на себе его изучающий взгляд, который скользит по моему лицу и рукам. Понимаю, к чему он клонит.
— Да, — коротко отвечаю я, все еще не решаясь посмотреть в глаза мужчине и увидеть там осуждение и непонимание.
— Понимаешь, да? Если я сейчас открою на тебя дело, то не только испорчу каникулы. Тысячу часов исправительных работ ты точно себе намотала. И это в лучшем случае. Мистер Уайт может выставить твоим родителям приличный счет. Не один десяток тысяч. У тебя есть лишние деньги?
Отрицательно качаю головой. В носу неприятно засвербело, и уголки губ поползли вниз. Ну что же я за дура такая! Как я могла в такое вляпаться!
— Я почему-то так и думал. Мне кажется, что с таким личным делом тебя точно лишат стипендии. А может и возможности обучения. Ты этого хочешь?
— Н-нет, — уже задыхаясь от подступивших слез, отвечаю я. Плечи начинают ходить ходуном.
— Слезами тут уже не помочь. Аманда, слушай, я попробую поговорить с мистером Уайтом, замолвить за тебя словечко. Честно, этот тип давно в черном списке, и я одним взглядом присматриваю за его персоной с момента исчезновения Мелиссы. Но ты должна мне кое-что пообещать, хорошо?
Собрав остатки воли в кулак, я судорожно сглатываю слюну и поднимаю взгляд на развалившегося в удобном кресле мужчину. Его взгляд беззлобный, располагающий к себе. Между чужеродным, непонятным Уайтом и дочкой его бывшей одноклассницы есть большая разница. Я ему более приятна. Чаша весов правосудия склонилась в мою сторону.
— Больше никаких приводов, окей? Ниже травы, тише воды — это твой девиз на это лето. Я понятно объясняю?
— Да, сэр, — я смешно мямлю дрожащими губами, от чего шериф Джонсон широко улыбается, обнажая два ряда белых зубов.
— Вот и хорошо, деточка, — он поддается вперед и опирается локтями о стол. — Родителям мы уже позвонили. Можешь себе представить, как они отреагировали. Так что, дома тебя ждет заслуженное наказание, — он снова улыбается, глядя на мой испуганный вид.
Дверь снова открывается, и в кабинет просовывается голова того самого молодого помощника шерифа, который из жалости одолжил мне куртку.
— Шериф Джонсон? — оттопыренные уши паренька раскраснелись, видно, что он очень взволнован. — Мистер Уайт приехал.
Мне ничего не хотелось в жизни больше, чем провалиться сквозь землю в этот момент. Как было бы прекрасно, если бы пол просто рухнул подо мной, и я полетела вниз, сидя на этом стуле из светлого дерева. Господи, какой позор! Как я посмотрю в его глаза? Что мне ему сказать? Пальцы с силой сжимают сиденье стула, словно это мой последний оплот безопасности.
— Хорошо, сынок, — спокойно отвечает мужчина, — сейчас я к нему подойду.
Лопоухий парень исчезает как по взмаху волшебной палочки, оставляя за собой лишь шлейф дешевого парфюма, по своему запаху больше напоминающий освежитель для воздуха.
— Пострадавший, — мужчина тональностью в голосе приписывает слову огромные кавычки, — на месте. Мне пора идти. И еще, Аманда. Ты была там не одна, верно?
Простой вопрос, заданный мне в дружелюбной подаче, неожиданно бьет меня по голове кирпичом. Я не знаю, что ответить, не успела подготовить ответ. Что сказать? Пока мысли в истерике бегают в полой голове, я стараюсь держать себя в руках, ничем не выдавая болезненные раздумья над этим вопросом. Назвать ему имена? Могу ли я поступить так со своими друзьями? Да, они сбежали без меня и теперь мне нужно в одиночку принять весь груз ответственности за то, что мы сделали вместе. Но, сдать их полиции — это вершина свинства. Они же перестанут общаться со мной. За мной закрепиться не только слово «трусиха», но и «предательница». Да, сдать их шерифу — это предательство.
— Нет, я была в этом доме одна, — мне хотелось, чтобы голос звучал уверенно и ровно, но, конечно же, дрожь была бы слышна даже глухому.