Я ведь всего на несколько минут подумала, что у меня еще есть опора и сопереживающий человек. Но нет, нелепые надежды снова разбиваются о стену безразличия и личной выгоды.
— Ясно, — коротко отвечаю я, отворачиваясь к окну.
Слезы, забытые где-то в недрах суматошной паники, выходят на первый план, и я чувствую, как жалость к себе и ощущение несправедливости уже наворачиваются на глазах.
Свет горел только на кухне. Мать ожидала нашего приезда, сидя за столом, демонстративно разложив около себя тонометр и кучу шуршащих блистеров от таблеток. Стараясь не шуметь, я аккуратно крадусь в полусумраке коридора, не решаясь пройти в столовую. Или почувствовав, или все же услышав мои шаги, женщина поднимает голову, до этого покоившуюся на согнутой руке, и смотрит на меня с немым упреком. Она молчит, и с каждой секундой настойчивой тишины, я начинаю осознавать весь объем ее злости.
— Мам, я могу все объяснить, — я говорю тихо, почти заискивающе, словно подхожу к опасному, дикому зверю, способному кинуться на меня в любой момент.
— Заткнись! — грубо прерывает она мой так и не начавшийся монолог. — Ты хоть представляешь, в какую историю нас втянула? Какие сплетни теперь будут о нас пускать по всему городу? Ты о нас с отцом подумала, а? — с каждым обвинительным вопросом ее уставший голос крепчал и повышал тональность, а лицо перекашивалось от гнева. — Это же надо было додуматься! Пробраться в чужой дом! Пьяной! Ты что, совсем тупая? Или ты и на учебе этим занималась? А? Может ты и там целый год пила, как последняя шлюха? Кто тебя этому научил, а? Что молчишь, сучара?
У меня даже не было возможности вставить хоть слово в ее тираду без пауз. Оставалось только слушать оскорбления, послушно склонив голову.
— Что теперь будут о нас говорить? Как мне теперь идти на работу? Надо мной будут же все смеяться! Я же всем говорю, какая у меня дочь красавица, умница, отличница. И вот, посмотрите на нее! Отбитая на всю голову дебилка! Да лучше бы ты совсем не приезжала! Устроила нам тут представление. Что? Взрослой стала? Так решай теперь свои проблемы сама, раз ты такая самостоятельная! И ради Бога, не подходи ко мне ни по какому вопросу, я тебя, суку, видеть не могу. Понимаешь? Меня тошнит от твоей зареванной рожи. Иди в свою комнату, — заканчивает мать и отворачивается от меня, словно разглядывание электрической плиты ее успокаивает.
— Мам, я…- я предпринимаю последнюю попытку извиниться перед ней, но она не дает мне договорить.
— Я сказала пошла вон! Не доводи до греха! — в голос орет она и я, встрепыхнувшись от сильного крика, вылетаю из кухни, толком не видя стен и мебели из-за струящихся по щекам слез.
Забежав в свою спальню, я закрываю дверь на замок, и без сил падаю на кровать, сразу же закрывая глаза. Калейдоскоп событий фатального дня, как адское слайд-шоу, прокручивается в голове, и внутри все переворачивается, словно внутренности взбивают винтом с заостренными лопастями. Я настолько устала, что все переживания притупились. Хотелось только одного — спать. И за пару минут до того, как провалиться в черную дыру тревожного сна, я про себя отмечаю, что в одном я согласна с матерью.
Лучше бы я и правда не приезжала.
Поспать мне никто не дал. Всего через два часа, после того как я отрубилась, отец разбудил меня громким стуком в дверь, сообщив, что если я не хочу опоздать в первый же день исправительных работ, то мне пора собираться. Я что-то брякнула невпопад, плохо соображая и не понимая, что он от меня хочет. Куда же я пойду? Ведь теплая, мягкая подушка, еще пахнувшая стиральным порошком, меня не отпустит. Как и согретое теплом моего тела пушистое покрывало. Но воспоминания просыпаются быстрее меня, и уже через минуту голова кипела от роившихся мыслей-тараканов, и сон, подняв руки вверх в примирительном жесте, уступил дорогу утреннему самоистязанию.
— Тупая овца, — в полголоса говорю я сама себе, включая свет в ванной комнате.
Зеркало встречает меня отражением опухшей, с размазанной косметикой под глазами, девушки, на правой щеке которой еще был виден след от подоткнутого под лицо одеяла. Уже почти девять утра, и мне стоит немного ускориться, чтобы успеть на свою новую «работу». Пока лицо приводит в порядок экспресс-маска, я застилаю кровать, и, распахнув дверцы шкафа, придирчиво осматриваю его содержимое. Меня сегодня ждет большое количество грязной работы, и надевать что-то светлое или маркое смысла нет. До дома Уайта идти практически через весь город, так что все же придется надеть что-то нормальное. Я и так выгляжу как запойная алкашка, и если еще буду выглядеть как бездомная попрошайка, то меня снова загребут в участок.