И хоть в спальне я пытаюсь как-то взбодриться, настроиться на хороший лад и неустанно повторяю, что ничего страшного не произошло, как только я спускаюсь вниз, на кухню, атмосфера бойкота и смертельных обид водружается на мои плечи невидимой мантией. Отец уже уехал на работу, в коридоре до сих пор пахнет его парфюмом. Мать молча пьет зеленый чай из личной кружки, к которой никому нельзя было прикасаться, всем видом показывая, что не нужно с ней говорить, и подходить тоже. Украдкой взглянув на ее напряженную спину, я в спешке бросаю парочку панкейков в пластмассовый контейнер и, закинув рюкзак за спину, ретируюсь из комнаты, пока в мою сторону не посыпались новые упреки.
В коридоре мне под ноги бросаются брошенные кеды, в которых я была всю ночь, и я осторожно отодвигаю их ногой. Нет, ноги и так гудят, как трансформатор, а свод стопы при любом неудобном движении сладко потягивает мышцы. Находилась я уже на модной платформе. Хватит, спасибо. Где-то должны быть старые конверсы, и я, не стесняясь, разгребаю коробки обуви в шкафу, пытаясь их отыскать. Краем уха слышу ворчание матери, она что-то говорит сама себе. Но я-то знаю, что если не прекращу возню, следующий комментарий в мою сторону будет намного громче и язвительней. С трудом выуживаю из завала фирменных упаковок потрепанные кеды, попутно роняя белую коробку с мамиными туфлями из кожи пони. Сердце пропускает удар, и я зажмуриваюсь, в предвкушении новой порции оскорблений.
— Что ты там все роняешь! — орет с кухни мама, и я, наспех затолкав гребанные коробки обратно в шкаф, максимально быстро обуваю любимые кеды, завязав уродские бантики из шнуровки и, подхватив рюкзак за одну лямку, вылетаю из дома, едва переводя дыхание.
Идя по мокрому от ночного дождя тротуару, я разматываю наушники плеера. Телефон я так и не смогла найти, и заикнуться о пропаже гаджета родителям я так и не решилась. Может когда-нибудь я и скажу им об этом, но точно не сегодня. Плейлист в памяти плеера остался с прошлого лета, и первая же песня вызывает у меня приступ болезненной ностальгии, от которой в душе начинает покалывать мелкими иголками. Прекрасная пора, когда я готовилась к вступительным экзаменам, когда мы с Евой выбирали выпускные платья, когда мечтали о новой жизни и были в предвкушении знаменитой студенческой поры. Когда родители мной гордились, когда я возвращалась домой с радостью. Когда все было нормально.
Иногда, когда жизнь катится по накатанной дорожке, вы можете чувствовать, что в ней не происходит ничего интересного. Что она стандартная, клишированная и обыденная. Что вы не индивидуальность, а один из многих. Но как только случается резкий поворот и все переворачивается с ног на голову, вы начинаете с тоской вспоминать то время, когда ничего не происходило и мечтать о том, чтобы все скорее устаканилось. Я бы все отдала, чтобы вернуться в прошлое лето. В беспечную пору, когда самой большой проблемой был вскочивший за два дня до выпускного бала красный прыщ на лбу.
Чем ближе я становилась к дому Уайтов, тем сильнее сбивалось мое дыхание. Шаг замедлялся, и даже самая веселая песня не перекрывала бушующее в душе волнение. И вот железные ворота снова передо мной. Робко толкаю калитку, и она послушно отворяется, пропуская меня вовнутрь. Значит, он меня ждет, раз оставил ее открытой. Пальцы задрожали, и захотелось закурить, отсрочить неминуемую встречу еще хотя бы на пару минут. Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, я направилась к входной двери дома. Трели звонка утонули где-то в пространстве огромного холла, и я, помявшись на крыльце около минуты, решила нажать еще раз. Внутри все тряслось, и я старалась не думать о том, что впереди еще девять часов пребывания в этом доме. Почему же он не открывает? Может, спит? Может я сейчас смогу уйти и вернуться где-то через час?
Дверь дрогнула и открылась, отчего у меня внутри все окатило ледяной водой. Я испуганно уставилась в образовавшийся проем между каменной кладкой и отворенной дверью. Облаченный в длинный халат, Брайан Уайт смотрел на меня сверху вниз, заставляя сжаться от презрительного взгляда его карих глаз. Я смотрела на него, как мышь на змею. Мне было страшно, но разорвать зрительный контакт не получалось. Бледное лицо мужчины словно гипнотизировало.
— Явилась, — Брайан первый прервал затянувшуюся паузу, и от его маслянистого, грубого голоса дыхание сперло.