04.06.2015
— О, теперь он еще и сношается с детьми? — я толкнула локтем идущего рядом Адама, и парень, повернув голову в мою сторону, безэмоционально пожал плечами и сделал новую затяжку.
Он был далеко от меня, хоть и шел настолько близко, что наши руки соприкасались. Я знала, о чем он думал. О своих заваленных экзаменах, и о том, что ему придется остаться с выпивающей матерью, ведь речи о поступлении в колледж и не было. Стипендия парню не светила, а оплачивать счета за него никто не собирался. И его чувство подавленности и обреченности было заметно невооруженным взглядом. Как я могла ему помочь? Что мне сказать? Что я жду ответа из самого престижного колледжа, который располагается в другом штате? Что я более, чем уверенна, что они ответят положительно и я уеду на целый год, оставив его одного? Я ощущала себя виноватой перед ним, ведь моя мечта скоро станет явью, а его — нет.
— А ты разве не знаешь? — парень смачно сплюнул на землю и громким щелчком отправил тлеющий окурок прямиком в кусты. — Его на прошлой неделе забирали в участок. По делу о пропаже Мелиссы.
— Как свидетеля? — с удивлением спросила я. О пропаже девочки в нашем городе не знал только глухонемой или мертвый.
Об этом шептались на каждом углу, об этом трубили залепленные объявлениями фонарные столбы и деревья. И хоть с момента исчезновения Мелиссы прошло уже более десяти дней, полиция не имела ни каких-либо улик, ни зацепок.
— Как подозреваемого, — спокойно ответил Адам, — якобы поступило анонимное донесение о том, что его видели с ней в тот день.
— Его? С ней? — в моей голове не укладывалась полученная информация. Она встала колом между полушариями и застопорила все движение плавно текущих мыслей. — Что за бред? Ерунда какая-то.
— Может и ерунда, а может — нет, — Адам достал из рюкзака бутылку черного газированного напитка, и через секунду я услышала характерное шипение при открывании крышки. — Их типа в парке видели, в заброшенной его части, там, где он в кладбище переходит. Якобы они были вместе и о чем-то эмоционально говорили. Больше ничего не знаю. Будешь? — не поворачиваясь ко мне, парень протягивает мне пластмассовую бутылку, и я принимаю ее. — Он даже этого, вроде бы, и не отрицает. Типа он ее случайно увидел, когда с кладбища возвращался.
— Ну да, а ей там что делать? — я делаю большой глоток, попутно осматривая мрачные владения Уайтов. — Странно это все.
— Правда всплывет рано или поздно, — подмечает Адам, когда я возвращаю ему бутылку с газировкой, — только, мне почему-то кажется, что девчонке это уже не поможет.
— Думаешь, что она уже мертва? — как же странно говорить это вслух.
Я уверена, что большинство жителей города знают это, или хотя бы один раз думали о том, что девочки уже нет в живых. Но никто не рисковал произносить этот вопрос, даже общаясь со знакомыми или коллегами по работе.
— Скорее всего, — парень с усталостью посмотрел на меня и попытался изобразить на своем лице подобие улыбки, правда, вышло это у него не очень хорошо. — Не бери в голову. Это нас не касается.
Это нас не касается. Вот именно, Адам. Какого черта тогда мы здесь все разгромили, если дело о пропавшей девочке — параллель с нашими интересами и личной жизнью?
Я пыхтела и материлась, пока мыльная и холодная вода затекала под огромные оранжевые перчатки, которые были мне не по размеру. Между пальцами и резиной перчаток все хлюпало и скользило. Но, спустя час моих мучительных стараний, поганое слово было стерто, и о его присутствии на этой стене, напоминало лишь мокрое пятно, которое со временем высохнет. Пока я аккуратно собирала все крупные осколки посуды в большой мусорный пакет, мысли о прошедшем вечере не покидали меня.
Почему ребята так поступили? Почему они ушли без меня? Может, я их чем-то обидела? Или что-то сделала не так? А может Адам до сих пор в глубине души злится на меня за то, что я покинула родной город? Но разве я виновата в том, что хочу вырваться из крошечного городка, увязшего в сплетнях и секретах? Разве я виновата в том, что из кожи вон лезла, лишь бы сдать чертовы экзамены и иметь возможность на стипендию в лучшем колледже? Чем больше я размышляла о подставе друзей, и о том, что мне в одиночку придется исправлять их ошибки, расплачиваясь не самой мелкой монетой, тем больше я злилась. И совершенно не замечала того, с какой силой бросаю острые фрагменты чашек, бокалов и ваз. Яркая и быстрая боль вцепилась в большой палец, как голодный зверек, вырывая меня из тяжких дум в реальный мир.