Я уже понимала, что остаток невысказанной злобы сейчас выльется на меня. Я юркнула к холодильнику и быстро взяла с полок все, что мне было нужно: сыр, хлеб, пару стаканчиков йогурта. Сделаю парочку бутербродов и лучше поем по дороге на «работу», чем задержусь в этой клетке с разъяренной тигрицей еще минут на десять.
— Только и умеете, что нервы мне трепать, — нет, успокоиться этим утром мама точно не хотела. Я прекрасно знала, что сейчас произойдет. Она сама себя заведет бессмысленными обвинениями, выставив нас с отцом монстрами, и потом, поверив в собственные бредни, накинется на меня с удвоенной силой. И мне лучше убраться из дома до того, как ее голос вырастет до интонации крика. — Эта вся Ваша благодарность, да? Я всю свою молодость угробила на Вас, все, что есть в этом доме — моя заслуга, это все куплено на мои деньги! И вот благодарность?! Теперь я Вам не нужна? Один ходит, отворачивается, даже не смотрит на меня, я для него пустое место. Ты приехала тут, смеешь матери перечить! Я же говорила, чтобы ты не ходила к своим тупым друзьям. Но нет! Папочка любимый же разрешил! Все через жопу, лишь бы не по-моему! Довольна? Я тебя спрашиваю! Довольна?
Ответить я уже не могла, так как бросив контейнеры с едой в рюкзак и обув первые попавшиеся кеды, вылетела на крыльцо со скоростью пули. Вечером продолжения беседы не будет, потому что придет отец и мама или промолчит, или продолжит разговор с ним, оставив мое позднее прибытие без внимания, так что можно считать себя спасенной. Закурив сигарету, я, со сбившимся дыханием и чувством облегчения, двинулась в сторону места обитания мрачного мистера Уайта.
Нервно теребя металлическую «собачку» замка серой ветровки, я выкуривала уже вторую сигарету подряд, стоя в нескольких шагах от массивных ворот дома Уайтов. Казалось бы, делов-то. Докурить и зайти во двор, ведь владелец дома, как и вчера, оставил ворота незакрытыми, ожидая моего утреннего визита. Все, вот сейчас докурю, и пойду. Но сигарета быстро заканчивается, сгорая в пальцах до фильтра, и в пальцах появляется третья. Сделаю пару шагов, толкну одинокий камешек на дороге, поковыряю носком белого кроссовка землю, посмотрю на небо, на линию горизонта, постою. Потом снова сделаю пару шагов уже в другую сторону, уберу руки в карманы, спустя секунду вытащу их, глубоко вздохну, постою. Со стороны это, скорее всего, выглядело так, словно я танцую танец пингвина-аутиста. Но я-то знала, что между мной и воротами существует прозрачная стена, не дающая мне зайти вовнутрь. Стена неловкости, возведенная мастером Конфузом из стыда. Мало того, что мне было стыдно перед мистером Уайтом за то, что произошло в его доме той ночью, так еще теперь мне стыдно и за ту глупую выходку с кофе. Еще вчера эта идея казалась мне разумной и благородной, а этим утром, стоя около его дома, я внезапно осознала, что выставила себя еще большей дурой. Это возможно?
Лишь когда от очередной затяжки к горлу подступает тошнота, я понимаю, что дальше нет смысла тянуть и, предусмотрительно выкинув окурок на другую сторону дороги, на дрожащих ногах вхожу во двор. Меня встречает тишина. Одинокое дерево кажется мне еще более зловещим и черным, а за каждой занавеской в окнах мне мерещится странный владелец дома, наблюдающий за мной с презрительной усмешкой на устах. Я безрезультатно пытаюсь убедить себя в том, что это всего лишь игра моего больного воображения, и так погружаюсь в свои мысли, что когда входная дверь распахивается передо мной, не дождавшись моего стука, от внезапности происходящего я запинаюсь об собственные ноги и чуть не слетаю с верхней ступеньки. Брайан смотрит на меня не то с презрением, не то с сожалением. Становится душно, и я чувствую, как волна жара приливает к моим щекам, хотя кончики пальцев остаются ледяными. Я дохожу до двери под его тяжелым взглядом надсмотрщика и останавливаюсь. Господи, только не сморозь очередную глупость, ну пожалуйста!
— Я пришла, — говорю я первое, что приходит на ум, и тут же жалею о сказанном.
— Да ты что? — мужчина изгибает одну бровь и смотрит на меня с издевкой. Его забавляют мои глупые поступки?
— Проходи, раз пришла, — Брайан отходит к стене, открывая мне путь в дом.
Проходя в нескольких сантиметрах от его тела, я отмечаю про себя нашу с ним разницу в росте. Мужчина выше меня как минимум сантиметров на двадцать. Следующие два часа я провожу в огромной кухне: убираю мусор, пытаюсь отмыть пол, посуду, расставляю по местам уцелевшие сервизы. За делами я совершенно забываю о том, что с утра еще не ела. И только когда в очередной раз, поднявшись на высокий табурет, чтобы дотянуться до последней полки серванта, у меня темнеет в глазах, я понимаю, что пришло время поесть. Пока стальной электроприбор готовит мне порцию восхитительного капучино, я снимаю перевернутый вверх ногами стул с обеденного стола и устало плюхаюсь на его мягкое сиденье. А ведь эта привычка мне досталась от матери. Она всегда, когда мыла полы на кухне, поднимала так стулья. Мысли утекают в сторону утреннего разговора и обида, до этого тихо стоявшая в углу, снова обрушивается на меня с новой силой.