Нельзя сказать, что родители меня в чем-то ущемляли. Нет, у меня была последняя модель модного телефона, вещи, которые я захочу, карманные деньги. Но, если в старшей и средней школе мне этого хватало, то сейчас, в разгар конфликта, я остро осознаю тот факт, что после смерти Нэнси мною никто не занимался. Я училась и жила сама по себе. Мне никогда не стать Нэнси, чтобы я не делала, родители не будут любить меня так сильно, как ее. Между нами была разница в четыре года, но по факту — пропасть. Мама около трех лет лечилась от бесплодия и почти все врачи говорили, что можно пробовать только искусственное оплодотворение, и то, не давали надежды на положительный результат. И вот, когда денежные ресурсы и эмоциональный запал родителей почти иссякли, случается чудо — мама узнает, что находится на втором месяце беременности. А через семь месяцев и две недели на свет появилась маленькая принцесса. Родители ничего не жалели для столь выстраданного ребенка и потакали всем ее желаниям и прихотям. Маленькая Нэнси росла, нежась под лучами любви и всеобщего обожания. А потом появилась я.
— Перекус? — прозвучавший за спиной мужской голос вырывает меня из мыслей, отчего я не сильно вздрагиваю, словно меня поймали за чем-то неприличным.
— Да, не успела позавтракать, — я машинально поправляю волосы и украдкой наблюдаю за владельцем дома, который что-то ищет в многочисленных ящиках и полках шкафа. Почему, когда он находится в одной комнате со мной, взгляд автоматически устремляется к нему? Потому что он как черное пятно в светлом доме? Потому что мне стыдно перед ним? Почему?
— Странно, а пришла раньше, чем вчера, — произносит Брайан вполголоса, словно обращаясь к самому себе.
Несколько минут я молча наблюдаю как мужчина скрупулёзно перебирает содержимое полок, явно не находя того, за чем он пришел.
— Вам помочь? — робко спрашиваю я и тут же отвешиваю себе ментальную оплеуху. Нет, ну разве ты не можешь просто помолчать?
— Нет, — холодно отвечает Брайан, не разворачиваясь ко мне, — у тебя и так дел предостаточно. О, вот и они.
Я не вижу, что именно мужчина прячет в один из карманов брюк, но на мгновение от солнечного света в его пальцах появляется металлический блик, и тут же исчезает.
— Мне нужно уехать на пару часов. Можешь брать еду из холодильника и пользоваться ванной комнатой на первом этаже. И давай без глупостей, — его взгляд останавливается на моем лице, словно пытаясь что-то рассмотреть на нем.
От такого изучающего взгляда становится неловко. В затянувшейся тишине отчётливо слышен ритм, отбиваемый секундной стрелкой часов. И что он так смотрит? Наконец-то до моей головы доходит, что мужчина просто ждет ответа, и я спешно киваю головой. Мужчину этот ответ видно устраивает, и он выходит из кухни, обдавая меня шлейфом горького парфюма. Мои плечи расслабляются, и я выдыхаю скопившийся в легких воздух, когда ледяной голос мужчины достигает меня из коридора дома.
— Разрешаю курить во дворе, — и входная дверь закрывается с таким грохотом, словно мистер Уайт хотел одним ударом разрубить настигающих его монстров.
Он меня пугает, черт возьми. Можно курить во дворе? Оттягиваю за горловину свою футболку и принюхиваюсь. Нет, вроде не пахнет. Хотя курильщик и не замечает от себя табачного запаха. Может он видел меня сегодня утром? Да, скорее всего так и было. Как тогда объяснить встречу на крыльце? Я же даже в дверь постучать не успела.
Капучино уже стынет в высокой черной кружке, бутерброды томятся в ожидании трапезы. Но мне снова не до еды, почему-то от мысли, что мрачный хозяин дома наблюдал за мной этим утром, невидимые каменные пальцы скручивают желудок.
Не проходит и часа, как я скидываю свои резиновые перчатки, отбросив половую тряпку в дальний угол, и отправляюсь на поиски той самой ванной комнаты, про которую мне говорил владелец дома. Я понятия не имею, где ее искать, поэтому не нахожу ничего умнее, чем просто открывать все двери подряд, пока не найду искомую.