И все же, у этого дома своя, особая атмосфера. Неспешно передвигаясь по коридору, рассматривая фотографии на стенах и напольные горшки с цветами, я ловлю себя на мысли, что в интерьере дома нет ничего пугающего. Тут не встретить готических люстр с многочисленными рожками, странных бурых пятен на обоях, каких-то магических атрибутов, черных свечей и темных алтарей с козьим черепом. Да, планировка дома весьма замысловатая и в нем достаточно легко заблудиться, а из-за расположения здания даже днем во всем западном крыле царит легкий сумрак. Да, в доме практически всегда стоит гробовая тишина, но дело вовсе не в тишине и тенях. Я никогда не боялась оставаться одна в родительском доме, наоборот, это было мне в радость, ведь можно врубить любимое радио на полную громкость и кривляться перед зеркалом пока не надоест. Дом Евы тоже всегда встречал меня дружелюбно. Я могла проснуться посреди ночи и так же спокойно заснуть, не прислушиваясь к звенящей тишине спящего дома, не боясь черных, неосвещенных лунным светом углов комнаты.
Дом Уайтов нельзя сравнить с домами, в которых я была раньше. Его гнетущая атмосфера давила на плечи, заставляла прислушиваться к шорохам и боязливо оборачиваться назад через каждые пять шагов. Еще вчера, убираясь на кухне, я почувствовала себя странно, но с легкостью списала все неприятные ощущения на волнение. Но сегодня, медленно открывая двери на первом этаже, я поняла, что меня не покидает ощущение того, что на меня кто-то смотрит. Мне казалось, что вот-вот и позади меня скрипнет половица, или, приоткрыв новую дверь, я увижу стоявшую в углу девушку в длинном, белом платье, и она резко, с хрустом, повернет голову в мою сторону и уставит на меня свои белые, мертвые глаза. И хоть я пыталась выгнать из головы эти бредовые образы, они возвращались снова и снова, заставляя покрываться гусиной кожей.
Моя вспотевшая ладонь вновь опускается на холодную ручку двери и плавно двигает ее вниз, но дверь не открывается. Странно. Дергаю ее еще раз, а потом еще и еще, и только с четвертого раза до меня доходит, что дверь закрыта на замок. Хм, будет прикольно, если мистер Уайт разрешил мне пользоваться туалетом на первом этаже, а сам закрыл его на ключ и уехал. Придется идти по стопам Сэма и полить единственное дерево на участке? Ну уж нет. Снова дергаю ручку двери и толкаю дверь бедром и плечом одновременно. Нет, теперь точно никаких сомнений. Дверь заперта. Уже отчаявшись попасть в нужную комнату, я нахожу ванную в самом конце коридора и, радостно вбегаю в выложенное белой плиткой помещение, но, секунду спустя, возвращаюсь к двери и закрываю ее на защелку. Наверное, я схожу с ума или от этого косяка у меня развилась паранойя, но даже в совершенно пустом доме мне спокойнее только с запертой дверью.
Погрузившись в нерадостные мысли, я не слышу звука мотора подъехавшей машины, и поэтому, когда входная дверь с грохотом закрывается за только что вошедшим мужчиной, я непроизвольно вздрагиваю всем телом от испуга и чуть не роняю мыльную тарелку. Стоя спиной к двери, я не вижу, как входит Брайан, но прекрасно слышу его четкие, торопливые шаги. Он проходит в метре от меня, открывает один из шкафчиков и в ту же секунду что-то звякает, ударяясь об дно полки. Врожденное любопытство горячо умоляет меня обернуться и хоть краем глаза подсмотреть, что и куда положил мистер Уайт, но я не двигаюсь с места. Это меня не касается, и я не хочу создавать себе новые проблемы. Хватит.
Он положил то, что взял перед уездом.
А мне-то что?
Это что-то металлическое. Ты же видела утром что-то металлическое?
Я ничего не видела и ни в чем не уверенна.
Это ключи.
Какие ключи?
Ключи от той двери.
Ну и что? Он их забирал с собой.
Пусть делает что хочет. Он забрал с собой ключи от единственной запертой комнаты для того, чтобы не нашла их и не открыла дверь.
Возможно, но мне насрать.
— Закругляйся с посудой и иди домой, — холодный, ровный голос мужчины остужает все внутри не хуже, чем ледяная газировка в жаркий, летний день. В недоумении я обращаюсь к настенным часам. Еще и трех часов нет. Такими темпами я буду отрабатывать заслуженные пятьсот часов до своего тридцатилетия.
— Но я еще хотела… — я попыталась намекнуть ему, что мне положено быть тут до вечера, но властный рык чем-то разгневанного мужчины, оборвал мое предложение на корню.
— Я сказал, проваливай! — его тон не терпел оправданий и возражений.
Хорошо, что я осталась стоять к нему спиной и не видела его лица. Он был зол. Очень зол и это чувствовалось за километр. Мне ничего не оставалось, кроме как покорно промолчать, проглотив горькую пилюлю. В какой-то момент до дрожи в пальцах захотелось со всей силы швырнуть недомытую чашку в стену, чтобы она разлетелась на десятки осколков, сорвать с себя дурацкий черный фартук и, скомкав его в руках, бросить пафосному мужчине прямо в лицо. А потом, подхватив рюкзак, с высоко поднятой головой, выйти из его дома гордой походкой и больше никогда в него не возвращаться. Но злобный импульс быстро погас, утопая в моем болоте Обиды. И он туда же. Почему на мне все вечно срываются? Что я делаю не так? Почему меня все ненавидят?