— Я не уверена, — наконец, ответила я.
Решила, что попробую поступить так, как она говорила, и посмотрю, смогу ли я снова выбраться из этого.
— Где Оуэн? — неожиданно спросила я.
— Ушел.
«Куда ушел, больной ты человек?» — хотелось мне закричать.
— Хм, он вернется? У меня есть кое-что, что я хотела бы ему отдать, — сказала я, устраиваясь на столе поудобнее.
Джекс усмехнулся, но ничего не ответил.
— Ты знаешь Оуэна? — с любопытством спросила я.
— Да.
— Откуда? — давила я.
— Нас тренировали одни и те же два человека. Почти в одно и то же время. Ему было безопаснее выйти в общество и функционировать как нормальный человек, тогда как я считаю себя непригодным для этого. Вот почему я почти не выхожу из этого дома. Вот почему я очень хорошо и быстро делаю то, что делаю.
Я внимательно посмотрела на него. Он казался расслабленным, как любое опасное животное перед прыжком, и я должна была думать быстро. Каким-то образом мне нужно было убедить его снять эти ограничители, но на данный момент нужно было заставить его со мной разговаривать, пока я не придумала план.
— Это как академия? — с любопытством спросила я.
Он запрокинул голову и рассмеялся. Это был первый искренний, приятный смех, который я когда-либо слышала от Джекса, и на мгновение меня это поразило. Я почти увидела человека в монстре. Почти.
— Нет, — ответил он, когда его смех утих. — Точно нет.
— Тогда что же заставило вас двоих стать такими? — осторожно спросила я.
Я увидела, как словно по щелчку пальцев его лицо покинуло веселье, а из его глаз исчез свет. Я наблюдала, как он, уронив ногу с дивана, встал, сердито схватил свою любимую миску с любимыми хлопьями и вышел из комнаты. Несколько мгновений спустя я услышала его гневный крик, за которым последовал звук разбиваемой посуды, и в этот момент я поняла, что задала не тот гребаный вопрос.
Сделала несколько прерывистых вдохов, когда услышала, как он открывает ящики на своей роскошной кухне. Открывает. Захлопывает. Открывает. Захлопывает. Это выглядело так, будто он насмехался надо мной. Наконец, я услышала его быстрые возвращающиеся шаги и вытянула шею изо всех сил, чтобы увидеть его. Как только я его увидела, то закрыла глаза и сделала то, чего не делала уже очень давно. Я заплакала.
— Открой глаза, Райли, — прошептал он.
— Я не Райли, Джекстон! — завопила я. — Я Вторник, помнишь? Пожалуйста, вспомни!
Я чувствовала его присутствие, когда он стоял надо мной, крепко сжимая в руке длинный широкий кухонный нож, который стал причиной моих слез и кончик которого сейчас, вероятно, указывал на мое сердце, но я отказывалась смотреть.
— Посмотри на меня, или я перережу твое гребаное горло, — опасно прошептал он.
Мои глаза распахнулись. Если он ставил мне ультиматум, то, скорее всего, он еще не собирался меня убивать. Повернув к нему голову, я некоторое время смотрела на лезвие, прежде чем взглянуть в его глаза. Красивые карие глаза, лишенные света и полные диких намерений.
— Хочешь узнать, что сделало меня таким, какой я есть? Хочешь узнать мою историю? — тихо спросил он.
Я кивнула. Чем дольше я заставлю его говорить, как изначально планировала, тем больше шансов, что он опустит нож. Джекстон быстро разрезал лезвием ножа мои ограничители, а затем грубо усадил меня на столе. Вытерев своей рубашкой скатывающиеся по щекам слезы, я осталась сидеть на месте. Я не доверяла ему достаточно, чтобы двигаться больше, чем я это уже сделала.
— Все началось с моей матери, — сказал он, начиная расхаживать передо мной взад и вперед, скрестив за спиной руки с крепко зажатым в них ножом. — Ее звали Сорроу (прим.: с англ. «печаль, скорбь»). По-моему, это вполне подходящее ей имя, если учесть, что я был одной из вещей, которые у нее были, но которую она не хотела. Видишь ли, она была из очень богатой семьи, но не знала, как с этим справиться. В раннем возрасте она увлеклась наркотиками и сексом. Ей потребовались годы, чтобы завязать, и когда она, наконец, это сделала, ее изнасиловал один из бывших друзей-наркоманов. Однако я никогда не знал ее любви. Как только я родился, она сразу же отдала меня. Она даже не дала мне ни одного гребаного шанса. Я не просил об этом, Райли! Не просил быть продуктом изнасилования, но я чертовски уверен, что заслужил любовь своей матери! — крикнул он, метнув нож через всю комнату.
Я вздрогнула, но, крепко вцепившись руками в колени, продолжила слушать. Джекстон, опасно близкий к слезам, мельком взглянул на меня, и снова упав на диван, он закрыл лицо руками и продолжил свой рассказ.
— Итак, я прожил с приемными родителями пятнадцать лет. Они были абсолютно потрясающими, но я никогда не верил, что был их сыном. Что-то внутри меня говорило, что это не так, понимаешь? Примерно в это же время я решил найти своих биологических родителей. Я просто хотел с ними встретиться, посмотреть, на кого я похож, спросить, почему я был недостаточно хорош, чтобы оставаться с ними. Как ты, наверное, догадалась, я так и не нашел своего отца, но получил зацепку по Сорроу. Мои приемные родители помогли мне найти ее имя и информацию по ней.
Джекс замолчал и убрал руки от лица. Слез, которые, как я была уверена, он пролил из-за этих нескольких незабываемых моментов, не было видно. Ни единой влажной дорожки, ни покрасневших глаз. Прислонившись к спинке дивана, он с помощью пульта дистанционного управления выключил телевизор, а затем, устремив взгляд в потолок, продолжил свой рассказ.
— Мне так и не удалось с ней поговорить. Я связался с ней за неделю до того, как меня похитили мои наставники, и спросил, встретится ли она со мной. Она согласилась, и мы назначили дату. Она так и не пришла. Или, может быть, она это сделала, но, когда увидела меня, я напомнил ей своего отца, и женщина убежала, не знаю. Но из-за того, что она избегала меня, в тот день я напился и оказался в руках двух самых коварных людей, которых когда-либо встречал. Они не сразу меня оставили у себя. Они хотели сначала узнать, смогу ли я соблюдать их строгое правило молчания, и я сдержал свое обещание, Райли. Я никому не сказал ни слова о том, что они со мной сделали. Они подготавливали меня три года. И каждый день мне все больше нравилось то, чем я становился. Я понял, что нуждаюсь в монстре, жаждая того, ради чего меня растили. Я понимаю, почему они выбрали меня. Я был легкой мишенью как пьяный пятнадцатилетний мальчишка, убитый горем из-за того, что его мать отвергла его во второй раз. В общем, когда мне исполнилось восемнадцать, я принял их предложение жить с ними и наблюдать за тем, что они делают с другими, пока не подойдет моя очередь. В конце концов, женщина умерла, но пожилой мужчина остался со мной. Он показал мне, как использовать свой гнев против матери и потребность причинять боль в успокаивающем ключе. Звучит ужасно, не правда ли? Но для меня это было своего рода психологическим упражнением. И до сих пор им остается. Что-то, что я делаю в качестве психологической разгрузки всякий раз, когда чувствую необходимость снова найти Сорроу. Я почти уверен, что никогда не увижу ее до конца своей жизни, но думаю, что вместо того, чтобы убить ее, сейчас я бы поговорил с ней. Я не уверен в этом до конца, но мне хотелось бы так думать. И это история Джекстона Уитлока. Я ответил на твой вопрос?