Кольчуга у него была добрая и плотная, наверняка франкской работы, но разрублена в полудюжине мест, и новые кольца сияли на фоне более тусклого металла старых. На нем были высокие сапоги из темной кожи, а пояс, туго затянутый на блестящей кольчуге, украшали серебряные ромбики. Меч был тяжелый и длинный, в красных ножнах, отделанных перекрещивающимися серебряными полосками. На шее серебряная цепь. На широкие плечи был накинут бордовый плащ, прихваченный у горла орнаментированной фибулой с вкраплениями граната. Шлем он не надел, волосы, длиннее, чем у большинства саксов, обрамляли лицо, видевшее многих врагов. На правой щеке Брайс нацарапал крест, а потом натер ранку сажей или грязью – таким образом оставался знак, говорящий, что его носитель – христианский воин. То был суровый человек, но каким еще мог он быть? Брайс стоял в «стене щитов», встречал атаки данов и остался жив. Он не был юн, его борода стала седой, а смуглое лицо испещряли глубокие морщины.
– Господин Утред, – приветствовал меня он. В голосе не слышалось почтения, скорее раздражение, будто мое прибытие оказалось досадной помехой. Что, надо думать, было истинной правдой.
– Брайс. – Я кивнул, не сходя с седла.
– Меня послал король, – доложил дружинник.
– Ты теперь служишь королю Эдуарду? – осведомился я. – Что стряслось? Господину Этельхельму надоел исходящий от тебя смрад?
Он пропустил оскорбление мимо ушей.
– Господин послал меня за маленьким ублюдком.
Я поднял глаза на деревянную башенку, венчающую церковь Этельфлэд. Там висел колокол, обошедшийся ей в тяжелый сундук серебра. Она очень гордилась колоколом, отлитым фризскими умельцами и переправленным через море. По краю его шла надпись: «Этельфлэд, по милости Божьей и при помощи святой Вербурх, сделала этот колокол». И по милости Божьей этот колокол треснул в первый же раз, как в него ударили. Я хохотал, когда это случилось, и с тех пор колокол не созывал народ на службу, но только ранил небеса своим надтреснутым звуком.
– Ты меня слышишь? – спросил Брайс.
Я не сразу отвернулся от лопнувшего колокола, потом смерил Брайса взглядом с головы до ног:
– За каким таким маленьким ублюдком?
– Ты знаешь за каким! – рявкнул он.
– Я куплю леди Этельфлэд другой колокол, – сказал я Финану.
– Ей это понравится, – ответил ирландец.
– И наверное, напишу на нем «дар Тора».
– А вот это ей совсем не придется по вкусу.
– Господин Утред! – прервал нашу болтовню Брайс.
– Ты еще здесь? – осведомился я, изобразив удивление.
– Где он?
– Кто?
– Ублюдок Этельстан.
– Я не знаю ублюдка по имени Этельстан. – Я покачал головой, потом повернулся к Финану. – А ты?
– Никогда о таком не слышал, господин.
– Мальчишка Этельстан, – выдавил Брайс, стараясь не выйти из себя. – Сын короля Эдуарда.
– Его нет дома? – Я снова изобразил удивление. – Он должен быть или дома, или в школе.
– Здесь его нет, – отрезал Брайс. – И в школе мы смотрели. Так что найди его.
Я тяжело вздохнул, потом спешился. Чтобы скрыть боль, потребовалось усилие, и мне пришлось на миг ухватиться за лошадь, дожидаясь, пока бок отпустит. Я не знал даже, смогу ли идти без помощи, но кое-как оторвался от седла.
– Звучит как приказ, – сообщил я Брайсу и сделал несколько медленных шагов по направлению к нему.
– Приказ короля, – заявил он.
– Короля Уэссекса? Но здесь-то Мерсия.
– Король желает, чтобы его сын вернулся в Уэссекс, – без выражения проговорил Брайс.
– Ты хороший воин, – сказал я ему. – Я готов биться рядом с тобой в любой «стене щитов», но не доверю тебе даже вынести свой ночной горшок. Умишка у тебя маловато. Вот почему ты не во главе дружины Этельхельма. Так что королю ты не служишь, ты ему не нужен. Тогда кто послал тебя? Этельхельм?
Я бесил его, но детина ухитрялся сдерживать гнев.