Анклав не стал терять времени.
Открыв бардачок, он вытащил переносной передатчик и включил его. Аппарат щёлкнул, пробежав волной статического шума, затем высветил частоту. Анклав настроил канал связи с Грейвиллом и, зажав кнопку, коротко передал:
— Грейвилл, это Анклав. Чёртова машина встала на дороге, компрессор в хлам, требуется буксир. Приём.
Рация отозвалась слабым треском помех, Анклав ждал ответа. Прежде чем кто-то вышел на связь, Лисса напряглась и вдруг резко заговорила:
— Что-то не так.
Он повернул голову, тут же насторожившись.
Лисса не сводила взгляда с бархана в далеке.
— Песок… он двигается.
Анклав замер.
— Где?
— Вон там, у бугров. Под поверхностью.
Он щёлкнул кнопкой рации, убирая её на сиденье, и быстро шагнул к Лиссе.
— Дай сюда.
Лисса без возражений передала ему бинокль. Анклав прижал холодный металл к глазам, сфокусировался и провёл линзами вдоль песчаных гряд.
Сперва ничего.
Через несколько секунд он тоже заметил.
Песок в одном месте волнами расходился в стороны, под ним что-то скользило, огромная масса двигалась, раздвигая мелкие частицы и создавая едва различимое рябь на поверхности.
Анклав сжал челюсть.
— Чёрт…
Лисса обернулась к нему, тревога скользнула в голосе.
— Что это такое?
— Пустынная Вайль.
Анклав убрал бинокль и быстро сунул рацию Лиссе. Голос был резким, без лишних эмоций, но в глазах читалось напряжение.
— Вызывай форт. Они будут тянуть время и торговаться. Соглашайся на второе предложение, быстрее. Если затянут — на любые условия. Эта тварь нас сожрёт.
Лисса сглотнула, быстро перехватила рацию.
— Поняла.
Девушка держала рацию обеими руками, кончиками пальцев вцепившись в корпус, словно от её хватки зависело, как скоро они выберутся отсюда.
— Грейвилл, это багги с дороги, требуется срочная эвакуация, приём!
Рация зашипела, затем из динамика раздался хриплый, ленивый голос, говорящий так, будто его только что разбудили.
— Багги с дороги, говоришь? Эвакуация — дело недешёвое… Что у вас там случилось?
Лисса бросила взгляд на Анклава. Он даже не повернулся, сосредоточенный на твари, которая скользила под песком.
— Компрессор полетел, двигатель не заводится.
В ответ послышался протяжный вздох.
— Ну-ну… Буксир с сопровождением — двадцать пять монет.
Она быстро сообразила и добавила:
— Тут не всё так просто. Мы на границе территории Пустынной Вайль, она рядом.
Рация замолкла. Анклав знал этот тип молчания, они там переглядывались, прикидывали, стоит ли вообще связываться.
Голос, когда он снова раздался, уже был совсем другим — собранным, жёстким.
— Так, так… Значит, Вайль?
— Да. Совершенно точно. — Лисса сжала рацию сильнее.
Голос в рации усмехнулся, теперь в этой усмешке не было ни капли лени.
— Тогда ценник другой. Пятьдесят монет.
Лисса резко выдохнула, это была огромная сумма, но не успела ничего сказать — Анклав молча махнул рукой.
Соглашайся.
— Мы согласны — бросила она в рацию, стиснув зубы.
— Вот и ладненько — голос в динамике был уже куда веселее. — Захвачу с собой хлопушку, не переживайте, мажорчики. Будем у вас через десять минут. Держитесь.
Рация щёлкнула, связь оборвалась, Лисса раздражённо фыркнула, убирая передатчик.
— Сказали держаться.
Пустынная Вайль оставалась невидимой, пока не было необходимости раскрывать себя. Широкое, сплюснутое тело напоминало гигантского песчаного ската, с одной важной разницей — вместо того, чтобы парить в воде, эта тварь двигалась под поверхностью земли, плыла сквозь рыхлую массу барханов.
Каждое её движение было выверенным и экономным. Под тонким слоем песка Вайль скользила практически бесшумно, раздвигая землю гибкими хрящевыми пластинами, которые покрывали тело. Вместо лап или когтей она использовала мелкие, еле заметные выступы на теле, позволяющие отталкиваться от плотных слоёв грунта и двигаться без значительного сопротивления.
Она не полагалась на зрение. Глаза, если их можно было так назвать, представляли собой лишь рудиментарные пятна, не способные различать деталей. Вместо этого Вайль развила невероятно чувствительный орган восприятия звука и вибраций. Каждый шаг, каждый сдвиг песка, каждое колебание воздуха, вызванное движением чужака, она улавливала с предельной точностью, будто чувствовала сам ритм жизни, вибрирующий сквозь поверхность пустоши.