Теперь они с Мраком остались один на один.
Караванщик не сводил взора, смотрел пристально, без лишнего давления и возможности уклониться от ответа. Между ними сгущалось молчание, как воздух перед грозой.
Анесса чувствовала — момент настал, единственный шанс рассказать правду.
И всё же решила взять паузу.
Слишком много всего навалилось сразу, перепуталось в мыслях, повисло невысказанным. Мрак ждал ответа, жёг требованием, только девушка не могла выпалить правду сразу, одним махом, хотя бы не при Илье.
Вектор отвлёкся в самый подходящий момент. Парень смотрел на девушек у стойки и явно обдумывал, как к ним подойти.
Анесса чуть шевельнулась, незаметно вынула монету и щёлкнула пальцами:
— Лови.
Металл звякнул о стол и лёг в раскрытую ладонь Ильи. Парень вздрогнул, нахмурился, сжал в руке прохладный кружок и вопросительно поднял брови.
— Это ещё что?
Анесса улыбнулась легко, с едва заметной иронией:
— Плата за неудобства, которые я доставила тебе своим поведением.
Сказала спокойно, с лёгким вызовом и мягкой издёвкой. Вектор растерялся, молча переводя взгляд с монеты на девушку, пытаясь сообразить, что задумано.
Анесса не дала ему времени.
Чуть замявшись, словно всё ещё колебалась, поднялась из-за стола и направилась к стойке. Мрак промолчал, только проследил за ней, отмечая кошачью, плавную походку.
Вектор ошарашенно проводил глазами её спину, снова уставился на монету в ладони, стиснув ту покрепче.
У стойки Анесса легко наклонилась к незнакомкам, заговорила — спокойно, непринуждённо, коротко. Девушки сразу оживились, разговор пошёл гладко, с улыбками и лёгкими, почти незаметными жестами, будто все трое говорили на своём, понятном только им языке.
Через минуту одна из них коротко засмеялась, скосив глаза, другая одобрительно улыбнулась.
Илья внезапно понял, к чему это. Осознание ударило резко, пощёчиной: напарница его «продаёт»! Когда Анесса вернулась за стол, просто пожала плечами, словно не произошло ничего особенного, и спокойно бросила:
— Девушки ждут, что их угостят.
Вектор моргнул, с трудом уловив суть фразы:
— Что?
— Парочка из промышленного района, — пояснила напарница, опускаясь обратно на стул. — Рассказами о дороге легко их впечатлишь.
Парень быстро глянул в сторону стойки, снова посмотрел на монету в ладони и непонимающе прищурился:
— Ты серьёзно сейчас?
Анесса загадочно улыбнулась, спокойно поднося кружку к губам.
Вектор кинул вопросительный взгляд на Мрака, караванщик лишь равнодушно пожал плечами — твои проблемы, решай сам. Парень хмыкнул, ещё раз взглянул на монету, решив больше не сопротивляться, поднялся и направился к девушкам слишком уверенной походкой.
Мрак молчал. Тяжёлое присутствие ощущалось отчётливее слов.
Анесса выдохнула, слова сорвались легко, будто лопнула струна, долго державшая прошлое.
— Меня продали.
Голос звучал ровно, холодно, вопреки хаосу внутри.
— В пятнадцать или семнадцать лет, забыла. Собственный брат отдал меня в бордель.
Молчание караванщика сделалось тяжелей, давило всё сильнее.
— Родителей похоронила раньше, а сама стала товаром.
Не позволяя мыслям остановить её, продолжила:
— Почти десять лет принадлежала другим.
Фраза простая, короткая, за ней зияла тёмная бездна. Пальцы чуть дрогнули, девушка не дала себе сбиться:
— Держалась. Встретила подходящих людей, научилась давить, шантажировать, использовать чужие слабости.
Слова больше не звучали рассказом, просто падали, словно сбрасывала непосильную ношу.
— Так получила свободу.
Выбросила резко, успокаивая бешеный стук сердца в висках:
— Продолжила играть. Сделала ставку, которая оказалась слишком высокой.
Уголки рта дрогнули.
— Перешла дорогу Бритве.
Мрак замер. Анесса не видела его лица, только ощутила, как стало холоднее.
— Бритва, барон Краегора, — добавила чуть медленнее. — Глупо и опасно, просто тогда казалось, что всё под контролем.
Глухо усмехнулась, без веселья, лишь короткий выдох.
— Пришлось бежать.
Дыхание стало ровнее, глубже.
— Осела в Грейвилле, решила залечь на дно и почти попала в новую клетку.
Последние слова молвила почти неслышно, не поднимая глаз. Просто сидела, смотрела на руки, сцепленные на коленях. Затянувшееся молчание давило всё сильнее, заставляя невольно сжиматься и избегать зрительного контакта.