Капитал рос медленно — ручей среди жары: не затопит, но даст напиться. Поставщики начали сами искать встречи. Одиночки и мелкие команды торопились договориться до того, как выберут других. Репутация женщины, чей товар горит, приносит деньги, в Вулканисе дорого стоила. Имена перекупов забывались быстро, а про неё уже говорили коротко, с уважением.
На вечера в ремзоне оставалось меньше времени. Брага, грубые шутки и споры о том, чей мотор первым встанет в пустошах, хоть никуда и не делись, теперь стали редкими. Работяги не обижались, лишь улыбались, двигали к костру табуретку, наливали без слов, когда девушка являлась.
Каждый вечер кто-то из дока провожал девушку до мотеля. Один впереди, второй чуть позади. Ненавязчиво, как стена, которую замечаешь, только ударившись. Говорили, мол всё это из-за Мрака, из-за его короткой просьбы «приглядеть». Теперь уже ясно было: присматривают, потому что своя.
Однажды вечером, когда работа закончилась раньше обычного и за столом зашёл разговор о прошлом, один из старших, невысокий, с татуировкой псовьей пасти на шее, обронил негромко:
— Ты знала, что мы раньше «Псами Пустоши» были?
Сначала сочла это шуткой. Но взгляды серьёзные, а пауза тяжелее, чем обычно.
Когда-то они действительно были кланом — жёстким, быстрым, со скверной славой и острыми зубами. Контракты по всему треугольнику, охрана крупных грузов, зачистки дорог. Потом начались неудачные рейды, сорванные поставки, утраченные контракты Гильдии. Один за другим уходили водилы, механики, стрелки. Кто погиб, кто ушёл к другим или спился. Теперь уже не клан, наёмники, доковые рабочие, ремонтирующие машины на заказ. Ностальгируют, вспоминают о былом вслух. Только глаза старших помнят дорогу и рейды.
Анесса слушала внимательно, слишком хорошо знала, что значит потерять имя и дом и размышляла о сказанном длинными ночами.
Как-то само собой у девушки появились свои торговцы. Те, кто не просто приходил за товаром, а сверялся с её мнением, выстраивал маршруты и возвращался за советом. Даже когда у конкурентов выходило дешевле. Первым стал Вергил — тот самый, что поначалу сомневался, стоит ли гонять полупустой грузовик до Триала.
Теперь делец делал иначе: половину кузова забивал заказами с Триала — напрямую от Порша, командира местного форпоста, с которым у Вергела были давние дела; вторую половину — тем, какие давала девушка.
Не всегда товар был срочным. Порой — странным и редким, “на потом”. Иногда грузы застаивались, она заранее отмечала ходовой товар, а что придержать до следующего ажиотажа. И Вергил слушал, за ним потянулись другие. Все видели, как Анесса сбивает цену у ворчливого торгаша, не повышая голоса.
Суть была проста: дельцы устали сами бегать за товаром, спорить, суетиться, рисковать. Проще поручить закупку тому, кто знает, где брать. А кто лучше справится, чем та, что каждый день крутится на рынке?
Постепенно док, где она изначально просто пряталась от тревог, стал местом, куда стягивались люди по её рекомендациям. Доковцы и сами не заметили, как начали работать преимущественно со «своими», кто возил грузы Анессы, возвращался с деньгами, приносил прибыль. Машины стали чаще появляться, на стоянке теперь почти всегда стояли знакомые фуры. Мехи знали, чью раму варят, у кого тяга лопнула ночью в дороге, а торговцы — уже не просто залетные клиенты, а звено общей цепочки — ждали от неё одного: куда, когда и с чем.
И в какой-то миг Анесса осознала, она обрела нечто своё. Цепь людей, которые в пустошах значили больше, чем деньги.
Всё пошло к чертям в середине третьей недели. Когда дела наконец обрели устойчивость, а тревога уступила место чёткой рутине и выгоде. Девушка собрала крупную партию, выверила каждую ячейку груза, вложив в неё расчёт, уверенность и последние свободные монеты. Поставила на этот рейс большую часть средств — не ради азарта, схема уже требовала объемов.
Водитель был надёжным — по крайней мере, так казалось. Звали его Топот, человек с собственным большим грузовиком. Уже несколько раз проводил грузы, помогал с подвозом. Немногословный, дел чужих не касался, болтал в меру, пользовался авторитетом у других торгашей. В Пустоши таких называют «проверенными».
Рейс ушёл. Платформа растворилась в сером мареве Вулканиса, с тех пор Топота никто не видел.
Он мог кинуть. Забрать товар, сменить маршрут на другую сторону треугольника. А мог просто погибнуть — пустыня не щадит никого. У Анессы не было информации, только глухой эфир и горький вопрос, разъедающий изнутри: а если всё же ушёл сам, прихватив с собой весь товар?