Последнюю неделю он с двойным рвением жил в доках, крутя гайки и перебирая детали, а по вечерам ползал под броневиком, упорно пытаясь вернуть его к жизни. Снимал лишнее, заменял сгоревшие трубки и фильтры, стягивал соединения, до боли в пальцах закручивал крепления. Работа шла трудно, мучительно медленно, только за счёт той ярости, что ещё оставалась в руках.
Машина уже была готова. Почти.
Оставалось пробитое колесо — тяжёлое, бронированное, на которое не было ни денег, ни подходящего крепежа. Ещё пара бронепластин, проданных в тот день, когда долг прижал к стене. Рация, которая стоит как чугунный мост. Бронепакет кабины — без него любая случайность в прохвате могла стать последней.
Но главным был пулемёт. Старый давно выломан и продан, а после того, как Вектор показал себя в деле, выбор стал очевиден: им была нужна тяжёлая «двенашка». Посадочное место под неё Мрак сделал заранее — осталось только само оружие, которое стоило дороже, чем всё остальное вместе взятое.
Где взять на это деньги, караванщик даже не представлял.
Ночь была липкой и душной, словно разогретая смола медленно сочилась внутрь ангара, загоняя мысли в тупик и превращая дыхание в тяжёлый груз. Докеры давно ушли, Мрак как всегда задержался. Сидел на грубом металлическом ящике, глядя на кусок ветоши в своих ладонях, пытаясь найти в нём ответы. Анесса подошла бесшумно, прислонившись плечом к стене рядом с ним, и заговорила тихо, боясь спугнуть человека, замершего у края обрыва.
— Ты готов его отпустить? — почти прошептала она, не глядя на Мрака.
Тот долго молчал. Казалось, он не ответит вовсе, но затем произнёс негромко, чуть надтреснутым голосом:
— Сейчас это уже неважно. Мы в такой яме, что за год не выкарабкаться. А Илья… он другой теперь. Вырос, стал крупнее нашей маленькой истории. Ему нужна другая дорога. Наш броневик — это слишком мелко для него.
Голос звучал так, будто из Мрака вынимали последние остатки веры и надежды, вытягивали тонкими нитями, оставляя лишь глухую боль.
— Я всегда верил в него, знаешь, — продолжил он, не глядя на девушку, — думал, вместе сумеем больше. Но сейчас я… словно старый, списанный механизм. Починили кое-как, чтобы просто не выкинуть, но уже не ждут ничего особенного. Да и без Вектора я уже не знаю, зачем выезжать в пустошь.
Анесса посмотрела на мужчину, глаза наполнились отчаянием и растерянностью. Наконец она спросила, осторожно, словно пробуя лёд на реке:
— Может… стоит с ним поговорить? Он послушает, я уверена.
Мрак покачал головой, улыбнувшись горько и устало:
— Уговаривать его остаться у меня права нет. Он и так слишком много сделал. Если я начну просить — это будет самое подлое, что можно сотворить с парнем.
В ангаре снова стало тихо. Глухо скрипнул металл, где-то вдали послышался невнятный шорох, словно ночные призраки пустоши подбирались ближе, чувствуя слабость и обречённость.
Спустя полчаса, которые прошли так же медленно, как тянутся к закату тени, Анесса вновь тихо заговорила, пытаясь внести хоть какое-то подобие ясности:
— Может быть, всё не так уж и плохо… Продадим остатки броневика. Будет капитал. Я смогу крутить его на рынке, а ты будешь подрабатывать в доке, как сейчас.
Мрак взглянул на неё, лицо его осталось равнодушным, вытесанным из камня, но в глазах мелькнуло что-то такое, от чего Анесса замерла, почувствовав, как сердце пропустило удар. Этот взгляд она уже видела — у бывших клановцев в доке, тех, кто потерял дорогу и теперь лишь изредка смотрел на пустошь, как на забытую, навсегда ушедшую любовь. Там была смесь безнадёги, неутолимой тоски и упрямой надежды, не желающей угасать, несмотря ни на что.
От этой мысли её окатило ознобом, дыхание сбилось, а сердце сжалось болезненно и сильно. Она вдруг поняла, насколько близок сейчас Мрак к той границе, за которой не оставалось ничего — лишь бесконечная серая пыль, пустота и отчуждение от жизни.
Отбросив все свои страхи и сомнения, она шагнула вперёд, уже не прячась за осторожностью и прижалась к Мраку всем телом, обняла крепко, почти отчаянно. Мужчина вздрогнул, застыл на мгновение, словно ударенный разрядом тока, затем медленно, осторожно обхватил её в ответ. Его руки сомкнулись вокруг её плеч, нерешительно, почти виновато.
И в следующий миг их губы встретились, сначала неуклюже, словно они забыли, как это бывает. Затем теплее, увереннее, крепче, отчаяннее. Поцелуй, искра в ночи, знак, что они оба ещё здесь, ещё живы, ещё вместе и смогут преодолеть этот путь.