1.1. Система Играка (СИ) – врата в иной мир.
Леда с самого детства знала, что человек – делает себя сам. А если не стремится к успеху, то обычный неудачник, живущий по принципу «как нибудь в другой раз». А если в добавок постоянно ещё ноет о «не справедливости судьбы» – паразит. И Леда знает, что таких вот полно; ленивых тунеядцев, которым мать-судьба не раз давала возможности на успех. Которые ныли, ныли, и ныли, не взирая на собственные таланты. Но есть такие, несчастные сами по себе люди, которые трудятся день и ночь, и как бы старались, ничего не получается, ничего не выходит. Будто мир отвернулся от них, бросив в самую гущу пекла несправедливости.
И слава богам, что девочка, нынче теперь молодая девушка, всегда относила себя к первой категории лиц. Работала, падала, и снова работала, невзирая на трудности, ведь удача, как говорила бабушка, благоволить всегда лишь будет в труде. И Леда охотно верила, упëрто ступая, на протяжении пяти лет, к своей самой заветной мечте малюсенькими шажками. Шла, и шла. Шла, и шла. Но в начале пути, не обращать внимание на недовольные взгляды матери, было довольно тяжко; Лизавета, как всегда не одобряла выбора дочери, ни её увлечений, не верили в дальнейший успех. И постоянно твердила: «Брось дурацкую затею!». Но Леда старалась, и наконец стала, в свои двадцать семь, одним из известных сетевых писателей-фантастов России.
– Слався, Фортуна! Славься, Фелиция! – Леда как мантру повторяла простые слова, покорно стоя перед маленькой бронзовой статуэткой. Иногда зажигала ей сладкие благовония, преподносила на жертвенную чашу фрукты и сладости. И опять просила благословения на успех. И Фортуна слышала, ведь финансовые дела день за днём у Леды шли лучше, и лучше. Что однажды мелкий страх измельчал, превратившись в полнейшее безразличие. А постоянно хмурые, полные недовольства, тёмно-серые глаза матери, больше не ранили. Лишь – злили, раздражали, и снова злили. И однажды случилось то, что девушка ожидала больше всего на свете; вечером, двадцать пятого августа, ровно в девять часов по Московскому времени, когда-то горячо любимый отец, без стука войдя личную в комнату, с ходу заявил:
– Нужно поговорить! – да так громко-утвердительно, что Леда вздрогнула от неожиданности. А потом замерла в немом исступлении, оторвавшись от любимой работы. В комнате повисла гнетущая тишина. Но пару секунд спустя, писательница закрыла ноутбук. И посмотрев на сутулого мужчину, взглядом, полного безразличия, сдержанно спросила:
– О чём именно?
– Милая, – начал Прометей подозрительно мягким тоном. – Тебе уже двадцать семь... Пора подумать о самостоятельной жизни вне родового гнезда.
– Съеду после завтра, – твёрдо сказала. Ведь после приезда из Греции, жизнь у Леды скатилась в ежедневную нервотрепку. А всë из-за банальности того, что не смогла оправдать материнских надежд на «лучшее для себя будущее». «Вот только для кого?», – иногда задавалась вопросом, ведь родная мать, как помнит, постоянно требовала быть лучшей из лучших. И Леда с самого детства старалась угодить ненасытной, в силу своих же возможностей; хорошо училась, выступала на различных школьных и городских олимпиадах, на шахматах школьных турнирах. Но увы, всегда занимала не те места. Четвёртые, или же третьи. А не первые – как было надо. И из-за этого у Леды развилась завышенное требование к самой себе. А потом, к семнадцати годам подоспел – комплекс неполноценности. Постоянная апатия переросла в депрессию второй степени, возникла сильная обида на мать. И если не бабушка по отцовской линии, вовремя прибывшая из Греции в Россию, то однажды Леда, не выдержав давления со стороны, наложила бы на себя руки.
– Ты уверена? – совсем тихо прошептал Прометей. С какой-то уж мнимой надеждой в голосе. И девушка, видимо не оправдав его ожиданий, положительно кивнула в ответ. Что её любимые, в позолоченной оправе, модные очки, сползли с аккуратной переносицы на узкий, красивый нос. Но плавным движением указательного пальца левой руки, поправила их на место, спокойно вздохнула. У впервые за долгое время на душе накатила лёгкость свободы. Но смотреть в глаза безхарактерному папаша тряпке-подкаблучнику, становится мерзко при мерзко.
– Ты опять пришёл отговорить «от глупой затеи»? – вовремя догадалась Леда, и Прометей нервно потупил взгляд. Хотя, девушка не удивлена такому исходу, ведь за те пять лет прожитых в нервотрëпке, она уходила из злосчастного дома сто двадцать раз. И увы, снова возвращалась, поддаваясь на жалкие уговоры отца «не быть предателем». Но первый лучик добра и света, оказался наглым лжецом, без чести и самолюбия. И Леда всё-таки не сдержалась, украдкой посмотрев на когда-то от родного, у которого всегда жалкий, испуганный вид. И тëмные круги под глазами, говорящие о нездоровом сне. И Леда за долгое время молчания, решила высказался. – Ты ведь мог уйти не один раз, но не сделал этого из-за собственных предубеждений.