– Дочка... – решил оправдаться Прометей. Но писательница, положив рабочий ноутбук на столик, расположенный рядом с креслом по левую сторону, грубо перебила отца на полуслове:
– Я всё сказала!
– Но ты подумала о младшей сестре? – последовал странный. Даже эгоистичный, пропитанный нотками страха, вопрос. Но девушка благоразумно промолчала. И поудобней устроившись в мягком кресле, поспешно закрыла глаза; рабочее настроение окончательно улетучилось. А желания, смотреть на наглую морду тряпки, больше нет ни желания, ни сил. Но Прометей, прежде чем уйти, опять говорит эгоистичное:
– За что ты так? – и тяжело задышал, будто от большой, несправедливой обиды. Но не дождавшись ответа, невольно последовал к выходу. Послышался противный скрип ржавых дверных петель, из-за чего Леда поторопила его: «Давай быстрее!». И Прометей поспешно вышел из комнаты в узкий коридор. А Леда, тем временем, предавшись вольным мечтаниям, чётко представила в голове образ главного антагониста ещё недописанной книги; вот гордый, даже чуть надменный и холодный золотой дракон Гиперион, величественно взирает на своих многочисленных подданных с широко балкона дворца. Вот он произносит речи, Леда практически слышатся его красивый, противный нотками радости, голос, но... Светлые мысли вновь омрачают громкие, доносящиеся из зала, крики, и звуки битья дорого бабушкиного сервиза. Леда морщится от отвращения, ведь опять становится невольным свидетелем родительских «разборок». Хотя давно знает, что Лизавета, родная мать, просто любит морально запугивать нерадивого муженька. Недаром ведь бросает в него фарфоровую посуду, всякие там мелкие безделушки, порой тяжёлые утюги. Любит обвиняя мужа во всех мировых грехах, попутно упоминая о каком-то там Станиславе. Вот опять слышится истеричное: «Прометей! Я жалею, что тридцать лет назад не согласилась стать выйти замуж за Славу!», на что Леда тихо посмеивается. И вновь думает, что неизвестный Станислав, не прошло бы и года, а с удовольствием сбежал от самовлюблëнной дуры на другой конец света.
– Через день, дорогая... Уже, через день... – позорно оправдывается жалкая «глава» не до семейства.
– Что, через день? – не унимается Лизавета. Кричит, и кричит. Но Леда знает, что мать не просто любит упиваться своей вседозволенностью. А выливать на мужа ушат вонючего дерьма, таким вот способом отыгрываться из-за собственных неудач. И спустя двадцать минут издевательств, как ни в чём не бывало, бодро. Даже, в приподнятом настроение, приказывает Прометею приговорить чаю, и побыстрее прибраться. А Леде, наверное сотый раз, становится стыдно перед всеми соседями за ублюдочное поведение матери-истерички. Особенно перед Антониной Степановной, добропорядочной женщиной, что не один раз писала заявление в полицию на шум-гам из тридцать четвёртой. Но Лизавета оказалась мстительной тварью с очень «большим связями». Антонину попросту вызвав в участок, обвинили в клевете, и «вежливо» попросили заплатить за моральный ущерб. Нечестно! Несправедливо! И пенсионерка, заплатив кругленькую сумму, через день, после суда, слегла в больницу из-за сердечного приступа. Но вспоминая слова бабушки Арсинои: «Не бойся эту тварь!», Леда теперь уже не боится, ведь знает на что она способна; запугивать несчастных людей, как Антонина Степанова, своим любовником майором из полиции. Но вторит самой себе в очередной раз:
– Не мои проблемы! – и вновь мысленно благодарит Фортуну Фелицию, греческую Тюхе, за большую удачу, и покровительство. Но неожиданно перед глазами рисуется что-то странное. И это что-то странное со временем приобретает знакомые очертания – иконки-оповещения, как в компьютерных РПГ-играх.
Хотите сыграть в «игру»?
Да/Нет
Говорится в ней. И Леда, поначалу, разглядывает эту непонятно-знакомую картинку, но лишь до осознания своей «не нормальности». Ведь то, что мерещится ей сейчас, мерещилось ей ещë одиннадцать лет назад. И это плохое, похоже на шизофреническую галлюцинацию, в одним момент начинает пугать сильно до дрожи. Но паническое: «Нет! Нет! Нет!», походит больше на шёпот отчаяния, нежели на испуг. Девушка хвастается обеими руками за голову, поджимает колени под себя, и опять шепчет: