...Неожиданно – бомбардировка прекратилась. Пространство дрогнуло, и перед глазами возник полупрозрачный силуэт Белой Матери; на Гипериона словно опять посмотрела Инхения. Те же четыре светло-голубых глаза словно въедаются в душу. Смотрят с упрëком, что хочется отвернуться. А лицо, как всегда, спокойное, словно безликая маска. Наполовину – женщина, наполовину – паук, огляделась по сторонам. И улыбнувшись, заговорила:
– Ты пожертвовал своим телом? – холодный голос пронзил до костей. – Безрассудство. Я давала тебе шанс. Верни мне мой камень, – и растворилась в воздухе. «Иллюзия», – подумал.
– Это же? – Белл побледнел, его веки дрогнули. И тыча пальцем в воздух, прошептал. - Не может быть.
– Арахна, – пояснил Гиперион. – Загадочный народ из легенд.
– Они же вымерли, Ваше Величество. Невозможно, - схватился за голову. Его удивление можно понять, ведь Гиперион, и сам не верил, когда Агапит поймал настоящую арахниду.
– Мой дед их почти-что всех уничтожил, – и взирая вдаль, увидел, как чёрная завеса, всё это время стоявшая неподвижно, дрогнула, и медленно поплыла, поглощая город. Щит - ослаб, и прокричав: «Без паники!», Гиперион скастовав заклинание «Очищение», и золотой меч засиял ярким светом, выжигая вокруг себя на два километра проклятую ману. Но этого казалось это недостаточным, чтобы полностью очистить пространство от Теней. По ощущениям, Агрос, и вправду каждую минуту поглощал ману из окружающей среды, и накапливал. Но, резонируя с телом хозяином, поглощает его ману.
Перед глазами появился экран-маны:
«Очищение»!
Потрачено 3000 ОМ из хранилища меча
Потрачено 1350 ОМ
– Надеюсь, не помру, – сказал. И сжав в руке меч, воткнул его снова в каменную кладку. – Очищение!
***
1) Гиперион единственный пользователь навыка «Оценки».
2) У жителей Херсонес нет фамилий.
3) В моей книге всего два полубога:
• Мирой змей – Уроборос. Первый Апостол Идумы
• Астрей– Великий герой, рождённый, что бы сразить великое зло.
Имена:
•Амариллис с др. греческого – «сверкающая», «сияющая».
•Илиос с др. греческого – «солнце».
•Уроборос с др. греческого – «пожирающий хвост».
Пантеон богов:
• Илиос – бог солнца, и небес. Дед полубога Астрея.
• Амариллис – богиня зари и заката. Дочь Илиоса, мать полубога Астрея.
Изначально, я хотела сделать бога солнца – женщиной, и матерью полубога. Но передумала.
***
Подписывайтесь!
Добавляйте в библиотеки, оставляйте отзывы
1.1. Система Играка (СИ) – врата в иной мир.
Леда с детства знала, что человек делает себя сам. А если не стремится к успеху, то обычный неудачник, живущий по принципу «как ни будь в другой раз». А если в добавок ещё, и ноет о «не справедливости судьбы» – паразит. И увы, таких очень много; ленивых тунеядцев, которым мать-судьба не раз давала возможности на успех. Которые ныли, и ныли, невзирая на собственные таланты. Но есть, и такие, несчастные сами по себе люди, которые трудятся день и ночь, и как бы не старались, у них ничего не получается, и ничего не выходит. Будто мир отвернулся от них, бросив в самое пекло несправедливости.
И слава богам, Леда всегда относила себя к первой категории лиц. Работала, падала, и снова работала, невзирая на трудности, ведь удача, как говорила бабушка, благоволить будет в труде. И Леда охотно верила, упёрто ступая, на протяжении семи лет к самой заветной мечте малюсенькими шажками. Шла, и шла. Шла, и шла. И в начале пути, не обращать внимание на недовольные взгляды матери было довольно тяжко; Инна, как всегда не одобряла выбора дочери, ни её увлечений, не верила в дальнейший успех. И постоянно твердила: «Брось дурацкую затею!». Но Леда старалась, и наконец-то в свои тридцать лет, стала одним из известных сетевых писателей-фантастов России.
– Славься, Фортуна! Славься, Фелиция! – Леда как мантру повторяла простые слова, покорно стоя перед маленькой бронзовой статуэткой. Иногда зажигала ей сладкие благовония, преподносила на жертвенную чашу фрукты и сладости. И опять просила благословения на успех. И Фортуна слышала, ведь финансовые дела день за днём у Леды шли лучше, и лучше. Что однажды мелкий страх измельчал, превратившись в полнейшее безразличие. А постоянно хмурые, и полные недовольства, тёмно-серые глаза не до мамаши, больше не ранили. Лишь злили, раздражали, и снова злили. И однажды случилось то, что девушка ожидала больше всего на свете; вечером, двадцать пятого августа, ровно в девять часов по Московскому времени, когда-то горячо любимый отец, без стука, войдя в комнату, с ходу заявил: