– Нужно поговорить! – да так непривычно громко, что Леда вздрогнула от неожиданности. В комнате повисла гнетущая тишина. Писательница закрыла ноутбук. И посмотрев на сутулого мужчину, спросила:
– О чём именно?
– Милая, – начал Прометей подозрительно мягким тоном. – Тебе уже тридцать лет... Пора подумать о самостоятельной жизни вне родового гнезда.
– Съеду завтра! – твёрдо сказала. Ведь после приезда из Греции, жизнь у Леды стала тревожной. А всë из-за банальности того, что не смогла оправдать материнских надежд, ведь родная мать, как помнит, постоянно требовала быть лучшей из лучших. Леда с самого детства старалась угодить ей в силу своих же возможностей; хорошо училась, выступала на различных школьных и городских олимпиадах, на шахматных школьных турнирах. Но увы, всегда занимала не те места. Четвёртые, или же пятый. А не первый – как было нужно. И из-за этого у Леды развилась завышенное требование к самой себе. А потом, к семнадцати годам подоспел комплекс неполноценности. Постоянная апатия переросла в депрессию, возникла сильная обида на мать. И если не бабушка по отцовской линии, вовремя прибывшая из Греции в Россию, не выдержав, Леда наложила на себя руки.
– Ты уверена? – совсем тихо прошептал Прометей. С какой-то уж мнимой надеждой в голосе. И девушка, видимо не оправдав его ожиданий, положительно кивнула в ответ. Что её любимые, в позолоченной оправе очки, сползли с аккуратной переносицы на узкий, красивый нос. Но плавным движением указательного пальца левой руки, Леда поправила их. Впервые за долгое время на душе – лёгкость свободы. Но смотреть в глаза бесхарактерному папаша становится мерзко.
– Ты опять пришёл отговорить «от глупой затеи»? – вовремя догадалась, и Прометей нервно потупил взгляд. Хотя, Леда не удивлена такому исходу событий, ведь за все пять лет уходила из злосчастного дома сто двадцать раз. И увы, снова возвращалась, поддаваясь на жалкие уговоры не до отца, что оказался наглым лжецом, без чести и самолюбия. И Леда всё-таки не сдержалась, украдкой посмотрев на Прометея. Как всегда – жалкий, испуганный вид. И Леда за долгое время, наконец-то решила высказаться. – Ты мог уйти от неё не один раз!.
– Дочка... – решил оправдаться. И писательница, положив рабочий ноутбук на столик, грубо проговорила:
– Я всё сказала!
– Но ты подумала о младшей сестре? – последовал эгоистичный вопрос. Леда благоразумно промолчала. И поудобней устроившись в мягком кресле, поспешно закрыла глаза; рабочее настроение окончательно испортилось. А смотреть на жалкую морду тряпки, больше нет ни желания, ни сил. И Прометей, прежде чем уйти, опять говорит эгоистичное:
– За что ты так? – и тяжело задышал, будто от несправедливости. И так не дождавшись ответа, последовал к выходу. Послышался противный скрип ржавых дверных петель, из-за чего Леда поторопила его: «Давай быстрее!», и Прометей вышел из комнаты. А Леда, тем временем, предавшись мечтаниям, чётко представила в голове образ главного антагониста ещё недописанной книги; вот гордый, даже чуть-чуть надменный драконид, величественно взирает на своих подданных с широкого балкона дворца. Вот он произносит речь, и Леда практически слышатся его красивый, пропитанный нотками радости, голос, но... Светлые мысли вновь омрачают громкие, доносящиеся из зала, крики. Леда морщится от отвращения, ведь опять стала невольным свидетелем родительских разборок. Хотя давно знает, что Инна, родная мать, любит запугивать нерадивого муженька. Недаром бросает в него фарфоровую посуду, всякие мелкие безделушки. И любит обвинять его во всех мировых грехах, попутно упоминая о каком-то там Станиславе. Вот опять слышится истеричное: «Прометей! Я жалею, что тридцать лет назад не вышла замуж за Славу!», на что Леда посмеивается. И вновь думает, что неизвестный Станислав, не прошло бы и года, а с удовольствием сбежал от самовлюбленной дуры на другой конец света.
– Через день, дорогая. Уже, через день... – позорно оправдывается жалкая «глава» не до семейства.
– Что, через день?! – не унимается Инна. Кричит, и кричит. Но Леда знает, что мать любит упиваться своей вседозволенностью, таким способом отыгрываться из-за собственных неудач. И спустя двадцать минут издевательств, как ни в чём не бывало, бодро, приподнятом настроении, приказывает Прометею приготовить чаю, и побыстрее прибраться в комнате. Мол, скоро придёт Алиса. А Леде вновь становится стыдно перед соседями за ублюдочное поведение матери-истерички. Особенно перед покойной Антониной Степановной, что не один раз писала заявление в полицию на шум-гам из тридцать четвёртой. Но Инна оказалась мстительной тварью с очень «большими» связями. Антонину попросту обвинив в клевете, «вежливо» попросив заплатить за моральный ущерб. И пенсионерка, заплатив кругленькую сумму, через день, после суда, слегла в больницу из-за сердечного приступа, и там умерла. Тогда Инна ликовала, мол, старая грымза наконец-то сдохла. И вспоминая слова бабушки Арсинои: «Не бойся эту тварь, милая!», Леда уже не боится, ведь знает, что Инна способна издеваться над слабыми людьми. Запугивать своим любовником из полиции. Но вторит самой себе в очередной раз:
– Не мои проблемы! – и вновь мысленно благодарит Фортуну Фелицию, греческую Тюхе, за большую удачу. Но неожиданно перед глазами рисуется что-то странное. И это что-то странное со временем приобретает знакомые очертания – иконки-оповещения, как в компьютерных РПГ-играх.