Женщина сорока лет, покрывающая раствором трещины в стене этого самого дома, обернулась, посмотрев сначала на Пашу, а потом на джип, стоящий в десятке метров за его спиной.
- Паша? Ты рано сегодня. Кто это? – женщина ополоснула руки в небольшом ведёрке с водой, подходя ближе к парню.
- Это рейнджеры. Они меня выкупили у Давида Амвросьевича, сказали ехать с ними. Зачем – не знаю, времени на сборы десять минут дали, - Паша говорил, как можно отчётливее, не зная, какой реакции ждать.
Удивление в глазах женщины сменилось волнением и страхом, она подошла ближе, продолжая смотреть на джип.
- Пашенька, как же это?! Как я могу отпустить тебя с этими…
- Головорезами? - неизвестно как, Дарья бесшумно подошла сзади, но её фраза, по всей видимости, и правда была именно такой, какой собиралась её закончить женщина. Та замялась при виде девушки рейнджера и нервно сглотнула, приобняв Пашу.
Он был для неё человеком, которого она любила как своего ребёнка: пятнадцать лет назад, найдя маленького мальчика, лежащего без сознания возле норы гискаров за дальними скалами, обессилевшего и загнанного, они с мужем не могли оставить его. Мария, так звали женщину, забрала мальчика в факторию и начала растить его как своего сына. К сожалению, мальчик ничего не помнил. Он не помнил ни своих родителей, ни того, как он оказался здесь. Единственное, что он знал – это то, что его зовут Паша, а из воспоминаний были лишь белый слепящий свет и сильная боль.
- Маш, они защищают Пустоши. Они – не те злые убийцы, которыми их представляют, - Павел пытался хоть как-то успокоить свою практически мать, понимая, что выбора у него нет, борясь со своими же эмоциями - Помнишь, как ещё давно к нам рейнджер тварь принёс? Того гискара, который… ну, ты поняла… Он ведь не был таким, каким вы всегда рассказывали.
После этих слов женщина отстранилась, нервно вздохнув. Она отдала половину своей жизни на то, чтобы вырастить брошенного мальчика, сделав из него человека. Она лишилась мужа, практически сразу после того, как на них снизошло счастье стать настоящими родителями – его убил гискар. Паша заменил для Ани и Гриши отца, будучи их старшим братом. Это очень рано вывело его из состояния детства, в котором он, надо признать, толком и не прибывал никогда. Требовалось постоянно работать, чтобы хоть как-то обеспечить семью, а фактория и сама тогда жила бедно, не было тех, кто мог бы найти лишнюю порцию пищи для ещё одного голодного рта. Лишь в последние пару лет всё стало хоть немного налаживаться – агрокомплекс Грушина стал приносить неплохой доход из-за того, что одну из соседних колоний буквально уничтожил обвал скального массива. В округе стало меньше еды и рабочей силы, поэтому агрокомплекс и стал пользоваться большим спросом, работы привалило.
«Так всегда и бывает – счастье одних строится на горе других. Это закон природы, от него не денешься никуда» – так Грушин говорил. Но как он завладел столь прибыльной плантацией, в общем-то, неизвестно, а сам он и не распространяется на эту тему.
Отвлёкшись на воспоминания, Мария так и стояла возле ведёрка с глиняным раствором, а Паша уже успел пойти в дом: он не обращал внимания на такие уходы своей приёмной мамы в прострацию – со смертью мужа она стала более замкнутой, стала часто погружаться в свои мысли, уходить в себя, и к этому уже все привыкли. Но сейчас у неё собирались забрать единственного человека, благодаря которому у её детей есть мужской пример перед глазами и крепкое плечо человека, которого она вырастила и поставила на ноги. А сделать Маша ничего не могла. Своим потускневшим взглядом она смотрела на джип, из трубы которого снова повалил чёрный дым, на уже собравшегося Пашу, обнимающего её и прижимающего так крепко, что стало тяжело вдохнуть, на рейнджеров, помогающих ему закинуть вещи в багажник. Все звуки вокруг как будто стали тише, приглушились пустой болью, а комок, вставший в горле, не давал возможности окликнуть детей, которые, плача, хватали пашу за ноги чуть выше колен, пытаясь удержать его дома, удержать того, кто был с ними с первого дня их жизни, того, у кого на глазах навернулись слёзы, того, кого они, скорее всего, уже не увидят. Он не знает, куда едет, но, возможно, там он станет ближе к ответам на то, кто он есть. Дети этого не понимали, так же, как и не понимали, что значит отсутствие выбора. Им это ещё предстоит узнать. Они вырастут и станут такой же опорой для мамы, какой был Паша. Но сейчас надо уходить.