- Дорогой Николай, - осторожно заметил Вертль. – Пожалуйста, не обижайтесь, но даже без граммофонного грома и подсадного петуха затея выглядит несколько сомнительной.
- Да меня самого, сказать по совести, терзали сомнения! - с жаром подхватил Ковринский. – Поначалу я относился ко всей этой истории с изучением духов довольно легкомысленно: ведь началась она, как вы помните, с забавной мистификации, шутки. Но идея создания прибора меня всерьез увлекла, и я отдался ей со всей страстью пытливого экспериментатора-практика. Не спал ночей, выверял малейшие нюансы и детали. И при этом каждую минуту, пока шли эксперименты, не переставал сомневаться: верно ли я выбрал направление работы? А вдруг мои предположения ошибочны? Что если все усилия окажутся пустой тратой времени? Вскоре, однако, как это часто бывает в экспериментальных исследованиях, нелепая и в сущности смешная случайность показала, что я на правильном пути.
Однажды во время очередного опыта в лабораторию заглянула наша горничная Анисья. Время было позднее. В полумраке заставленного колбами и пробирками помещения колыхалось пламя свечи, отбрасывая по стенам причудливые тени. Я колдовал над своим прибором.
- Чего тебе, Анисья? – поднял я на нее взгляд.
Горничная хотела ответить, но вдруг будто оцепенела, в ужасе отшатнулась и, причитая «свят, свят, свят!», опрометью выбежала вон.
5.
Мне стоило немалого труда, чтобы успокоить напуганную девушку. На вопросы отвечать она отказывалась и только мотала головой, дрожа всем телом. Лишь на следующий день поведала она по секрету кучеру, что в лаборатории явился ей дух покойницы-матушки.
- Ничего необычного в таких случаях нет, - прокомментировал Вертль. – За долгие годы, что я занимаюсь исследованиями, мне пришлось сменить множество перепуганной прислуги. Суеверные люди часто испытывают мистический ужас перед лабораториями, особенно по ночам.
- Никто и не спорит, - согласился Ковринский. – Я и сам тогда сказал себе: Анисья – девушка впечатлительная и пугливая, доверять ее словам было бы опрометчиво. И тем не менее, уж не знаю почему, но случай этот меня окрылил. Я удесятерил усилия, и уже через два дня прибор был готов для испытания на практике.
И первые же опыты превзошли самые смелые мои ожидания. Сначала Тимофей, а затем и наш кучер увидели хоть и расплывчатые, но вполне узнаваемые образы усопших родственников, расхаживавших по лаборатории и даже пытавшихся заговорить. Я ликовал! Однако вскоре выяснилось, что радость моя была преждевременной. Аппарат действовал выборочно и не всегда надежно. Требовалось невероятно долго, порой часами, настраивать и подстраивать его под конкретного испытуемого. Мало того, приходилось упрашивать человека сосредоточиться и пристально, не мигая, глядеть в одну точку, будто позируя перед допотопной дагерротипной фотографической камерой. Ну и намучились же мы с наладкой нашего устройства! Да вот и Тимофей не даст не соврать. Зато в результате так наловчились, что редко кто из испытуемых уходил от нас, не увидав призрака. К слову, – и смех и грех! – именно таким вот способом мне удалось избавиться от назойливого фельдъегеря из курьерской службы правительства. Он вздумал чуть ли не ежедневно наезжать и докучать напоминаниями, о том что товарищ министра, дескать, проявляют нетерпение, ждут-с заказанную экспертизу. Ну, посадил я фельдъегеря перед аппаратом, покрутил ручки-тумблеры – и через пару минут сей надоедливый курьер выскочил из лаборатории как ошпаренный. Больше мы его не видели – говорят, до сих пор расстроенные нервы в Карловых Варах лечит.
- Нельзя так манкировать правительством, - неодобрительно покачал головой Вертль.
- Сразу видно, что вы не имели дел с нашим российским правительством! - засмеялся Ковринский. – Всегда требуют: давай-давай, немедленно-срочно-секретно! А у самих бумаги по полгода под сукном лежат. Да ладно бы бумаги были дельные, а то так, ерунда всякая… Но не об этом сейчас речь.
В общем, Иоганн, довели мы худо-бедно свой аппарат до ума, и наконец настал момент, когда я понял: пришла пора держать отчет перед Варенькой. Послал я к ней сказать, чтобы привозила своего франта, будем ему доказательства предъявлять.
Приезжают. Франт под хмельком, снисходительно эдак на меня смотрит, в глазах читается упрек: мол, что же вы, передовой вроде бы человек, да в наш просвещенный-то век фокусы решили показывать! Небрежно между делом сообщает, что состоит, дескать, он студентом старшего курса медицинского факультета, неоднократно вскрывал трупы, и на мякине, дескать, его не проведешь. Я скромно молчу, приглашаю его сесть в кресло, сосредоточиться, смотреть в одну точку, а сам тем временем зашторил окна, зажег свечу и подал знак моему Тимофею, чтобы он аппарат включил.
Франт поначалу ни в какую не желал садиться; острил, балагурил, кокетничал. Даже Варенька возмутилась.
- Как не стыдно, Вальдемар! – прикрикнула она и ногой топнула. – Николай Иваныч, занятой человек, известный ученый, специально время вам уделил, хочет серьезный опыт продемонстрировать, а вы ломаетесь, словно гимназистка, ей-богу! Извольте тотчас же сесть и делать, что вам велят!
Серьезная, решительная барышня, что и говорить… Студент наконец уселся, картинно развалился в кресле, сделал вид, что сосредоточился, а у самого в глазах чертики бегают, будто он веселую каверзу задумал. В точку, куда я просил его глядеть, не смотрит, норовит скосить глаза в сторону, и такое у него на физиономии выражение, будто он сейчас ради смеха дух бесов вызовет. Я мельком взглянул на Вареньку, смотрю – глаза у нее округлились и лицо напряглось, как будто увидела она нечто необычное. Проследил я за ее взглядом – и действительно: по обоям расплывалось, постепенно раздуваясь в размерах, белое пятно неясных очертаний. Пятно росло, сгущалось, и вдруг со стены соскочила белая, словно дым, полупрозрачная девица довольно привлекательной наружности, с распущенными волосами и - совершенно голая. Прошлась перед нами, томно вздыхая, игриво покачивая бедрами, и принялась зазывать студента недвусмысленными, вульгарными жестами. Бедняга вскочил, отчаянно замахал на девицу руками, как бы пытаясь вытолкнуть ее обратно в стену, но руки его проходили сквозь девицу, не причиняя ей ни малейшего вреда. Наконец он сообразил кинуться к окну и распахнуть шторы. Из окна хлынул дневной свет, и образ обнаженной девицы стал бледнеть, меркнуть, а вскоре и вовсе исчез.
Студент стоял посреди комнаты красный как рак.
- Фу, Вальдемар! – нахмурила брови Варенька, а сама, вижу, едва сдерживается, чтобы не прыснуть со смеху. – Фу, с какими вы нечистыми духами якшаетесь!
Студент, пряча глаза и запинаясь, принялся объясняться и оправдываться, долго сконфуженно извинялся, а затем схватил чужую шляпу и, не дожидаясь лошадей, не разбирая дороги, бросился бежать восвояси. В общем, проучили мы с Варенькой франта, сбили с него спесь.