- А не выпить ли нам, по русскому обычаю, после сытного обеда да по рюмочке вина? – предложил Ковринский. – Только не уверяйте меня, дорогой Иоганн, что вы не пьете! Помните банкет в Стокгольмской академии, где мы с вами на пару дегустировали отменный портвейн из королевских погребов? Конечно, помните! А что если мы сейчас повторим дегустацию? Тимофей! – крикнул он. – Принесите-ка нам, пожалуй, бутылочку из тех запасов, что для особых гостей!
Пока Тимофей ходил за вином, некоторое время сидели молча, попыхивая «гаванами». Вертлю было немного совестно. Он корил себя за то, что проявил бестактность, не утерпел и как бы поймал коллегу на фанфаронстве и небылицах. Чтобы хоть отчасти загладить вину, он решил проявить заинтересованность и спросил:
- А чем должна была закончиться ваша история? Вы женились на барышне, на Варе?
Ковринский весело, заливисто расхохотался.
- Ну и горазды же вы шутить, дорогой Иоганн! А еще меня выдумщиком называете! – укорил он гостя сквозь смех. – Ох, позабавили! Нет, увы, Варенька в следующем месяце выходит замуж за студента, ну то есть за франта. А что вас так удивляет? Тут вам не Петербург, в нашей глуши женихов раз, два и обчелся, особо привередничать не приходится. К тому же студент – из богатой, почтенной фамилии. Завидный, перспективный жених, скоро доктором станет. Плюс ко всему он человек передовых, прогрессивных взглядов, а это тоже на дороге не валяется. Ну а то, что у него бывают свои причуды, так у кого их нет? Итак, предлагаю тост за будущее счастье Вареньки!
Выпили по рюмке принесенного Тимофеем вина, и Николай Иванович продолжил рассказ.
- На Вареньке я не женился, но зато получил от нее в благодарность поцелуй в щечку. Ах, что это был за поцелуй! Целовала ли вас в щечку молодая барышня, Иоганн? Какое это восхитительное ощущение, доложу я вам! Э-эх, будь я помоложе!… Кстати, должен заметить, дорогой друг, что вся эта несуразная история охоты за привидениями была чем-то сродни влюбленности, страсти, любовному наваждению. Знаете, как это бывает с влюбленностью – пока она есть, она захватывает вас целиком, без остатка, заставляя забыть обо всем на свете. А потом вдруг исчезает, будто призрак, и кажется, что на самом деле никакой любви ровным счетом и не было. А был лишь сон, мираж, аберрация сознания... Вот спросите меня, зачем я пустил коту под хвост целых две недели своего времени, пытаясь доказать невесть что невесть кому и невесть зачем? Существовали ли эти две недели в реальности, не приснились ли они мне?
Как бы то ни было, дорогой Иоганн, а наваждение мое закончилось так же внезапно, как и началось. Я охладел к своему глупому аппарату и вновь почувствовал вкус к настоящей, серьезной работе. Первым делом принялся я за заказанную правительством экспертизу. Как и следовало ожидать, чертежи пестрели множеством неточностей, нестыковок и огрехов – очевидно, как это у нас часто водится, кто-то проталкивал скверный проект по протекции или за взятку. Составил я тщательный анализ проекта, присовокупил отрицательный, язвительный отзыв, да и телеграфировал в министерство, что экспертиза готова. Фельдъегеря за ней прислали лишь спустя три недели.
- А посему, - снова лукаво подмигнул Николай Иванович, наливая гостю очередную рюмку, - выпьем же за российское правительство, за его деловитость, расторопность и неподкупность!
Выпили, и Ковринский продолжал:
- Итак, с официальными экспертизами я разделался, и пора было возвращаться к своему главному и любимому делу – опытам по разработке нового типа электрической лампы накаливания. Но прежде следовало подвести черту под моим двухнедельным безумством.
Ковринский раскурил новую сигару.
- Вам, должно быть, известно, дорогой Иоганн, что после каждого успешно завершенного проекта я устраиваю для коллег и сотрудников званый ужин. Не хотелось нарушать традицию и в этот раз. В конце концов какое-никакое исследование было проведено, какой-никакой прибор создан, и факт сей требовалось отметить. Но поскольку проект был легкомысленным, то и банкет я тоже решил провести легкомысленный и веселый. Пригласил окрестных барышень, позвал полковой оркестр, заказал дюжину ящиков шампанского – да и закатил нечто вроде бала. Только вместо танцев и игр в фанты устроил показ привидений.
Как вы знаете, Иоганн, девушки - существа нежные, с хрупкой нервной организацией. Памятуя о печальном опыте с горничной Анисьей, барышням дозволялось заходить в обитаемую призраками темную комнату лишь парами или небольшими стайками. Зайдут несколько красавиц в комнату, и некоторое время там царит тишина; но вскоре из-за двери доносится визг, хохот и возгласы восторга, будто при катании на карусели. Бывало, правда, что дело заканчивалось криками ужаса и слезами. Но вы заметили, Иоганн, как отлично дамы умеют успокаивать друг друга? Иной раз смотришь – бедняжка убита горем, безутешно рыдает. Но подойдут подружки, пошепчут что-то таинственно на ухо, отведут к зеркалу, помогут утереть слезы, привести в порядок прическу – и глядишь, уже вместе бегут полковой оркестр слушать.
Никогда, дорогой Иоганн, у меня в доме не было так шумно и весело. Я даже пожалел, что вечные разъезды и занятость не позволили мне стать отцом большого семейства. Какое, должно быть, счастье, вот эдак шумно и весело выдавать замуж одну дочку за другой!.. Но не об этом сейчас речь. К слову, именно в тот вечер мы с Тимофеем поняли, что вовсе не обязательно каждый раз настраивать аппарат под конкретного человека. В определенных условиях прибор действовал на всех без исключения, и при этом не требовалось никаких дополнительных регулировок. Угадайте с трех раз, Иоганн, что это за условия?