В пространстве галерей вспыхнули, сгустившись из воздуха, виртуальные экраны с бледно-зелёными и бархатно-фиолетовыми рамами-краями.
По экранам побежали длинные ряды букв и цифр.
Бортовые системы проводили самотестирование, выводя результаты на мониторы на пяти официальных языках Галактического Расселения.
Заработали виброприводы и лёгкая дрожь пробежала по матрасу.
Орен открыл глаза.
Первая мысль была странной, но вполне типичной для ежеутренних несуразностей:
«Не надо ловить ящериц…»
Он и сам не мог понять, каких ящериц вспомнил переходящий в состояние бодрствования мозг и почему именно эта фраза выпала из мутной послесонной круговерти.
Или это воспоминание?
Воспоминание – о чём?
О каких дальних, далёких, полустёртых со скрижалей памяти днях?
В подвале памяти не осталось целых табличек. Сбиты буквы, сколоты рисунки, можно лишь с трудом разобрать отдельные слова и фрагменты изображений.
Только помнится один день с чёрно-синим предгрозовым небом и закручивающие спираль в воздушных потоках стаи оглушительно галдящий четырёхкрылых птиц.
И ещё один день, спокойный, ровный и тёплый.
Под другим уже небом, цвета полированного изумруда. Слабое солнце в крошащейся морозными кристаллами дымке.
Это уже отрочество. Да, не детство… Здесь взгляд яснее. Фокусировка чётче.
Ещё один. Водоворот в серой, с меловой взвесью воде…
Нет ящериц. Нет. И не надо их ловить.
«Я схожу с ума» подумал Орен. «Инферно…»
Писк.
Раскрылись створки дверей.
Душевая кабина сложилась из трансформируемых панелей, из окошек-светильников полился мягкий масляно-жёлтый свет.
Засвистел воздух, вырываясь из скрытых под декоративными панно диффузоров системы кондиционирования.
«Утренний луг» сообщил экран.
- Не нужно, - простонал Орен.
«Ароматизация отключена» послушно согласился автомат.
«Сколько ещё? Сто одиннадцать? Сто двенадцать? Надо напомнить Мали… Она лучше меня переносит эту пытку… Как надоели эти твари! Копошатся в своём подвале, в своём зловонном логове… К чему это? Сколько ещё терпеть? Давно пора…»
«Голосовой ввод» напомнил экран.
- Холодный душ и массаж, - сказал Орен.
«Проклятые ящерицы… как они забрались мне в голову?»
Компьютер, дистанционно замерив параметры, определил психофизическое состояние как «утренний невроз».
На этот случай была приготовлена особая программа.
Заиграла музыка и через пять секунд, перекрывая стихающие аккорды, зазвенел в отсеке мальчишеский голос:
- Папа, это мама меня попросила. И дядя Юрен. Но вообще-то…
Сын понизил голос, перейдя почти на шёпот.
- Я и сам придумал. Мама сказала, что тебе там будет скучно. Я решил прочитать сказку, которую мы вместе написали. То есть писал ты, а я рисовал и сочинял тоже. Я читать почти научился, но если что – маму позову. Она сейчас занята, готовит обед и ещё две рубашки заказывает. Для меня, я их пачкаю быстро. Трава опять стрекается и соком плюётся, мы её собирать будем и сушить. Когда сухая, то не стрекается и пахнет хорошо. Теперь слушай…
Орен встал. Медленно переступая на негнущихся ногах, подошёл к душевой кабине. Поднял руку к расходящимся при приближении его ладони мозаичным стеклянным панелям. Зажмурился от задувшего из ионизатора грозового ветерка.
И замер на минуту, слушая.
- Жил-был один смотритель. Мы договорились, что это не про тебя. Но я про тебя немножко сочинил, ты не обижайся. Ладно? Он смотрел за разными домами, чтобы там всё хорошо было. Потому что в брошенных домах часто заводятся многоножки и белые огневики, а они детям опасны. А ещё он был добрый и покупал сыну мороженое. Я знаю, что у меня горло болит и нельзя. Но это я так вставил, просто. Мама сказал, что через два дня болеть перестанет. Мне его прогревают, а она…
Орен отшатнулся.
По поверхности кабины, царапая белый кевлар когтями, проползла смарагдовая, с нервно-алыми боковыми разводами, пучеглазая толстохвостая ящерица.
Орен отшатнулся. Подрагивая, прошептал мантру успокоения.
Открыв глаза, увидел вместо ящерицы экран с надписью:
- Рекомендовано биотестирование»
- Потом, - и Орен качнул головой.
- После душа, завтрака… Потом…