«Владелец местного общинного центра обвиняется в хищении денег у влюбленной модели».
ГЛАВА 37
Шайло
— Он был здесь весь день, Шайло, — говорит Уилл, пока мы ждем обработки документов. — Неужели нельзя уделить ему пять минут? Ты не сможешь избегать его вечность. Он все еще твой босс, если ты вдруг забыла.
— Думаешь, такое возможно забыть? — кричу я, хотя обещала себе, что постараюсь сохранить самообладание.
Помню ли я, что он все еще мой босс?
Боже, да это единственное, о чем я могу думать! Как я буду приходить на работу каждый день и смотреть ему в глаза? В глаза человека, который держал меня в руках и клялся, что я не принадлежу никому другому. В глаза человека, который рассказал все секреты Тарин, поведясь на бессмысленные слова и низкопробный секс.
Видите ли, есть разница между моим злом и его. Моя аморальность проявляется в запале, в моменте. Я ударяю и забываю, двигаясь дальше. Я — пчелка, порхающая от цветка к цветку. Его же безнравственность была просчитана, предназначалась для причинения максимальной боли в нужный момент. Кэри оказался достаточно терпеливым, не так-то просто ждать семь лет. Даже если его совесть одержала верх в последнюю минуту, это не затягивает мои раны. Возможно, я нанесла их себе сама, но он их сделал более глубокими.
Уилл откидывается на спинку стула и скрещивает руки.
— Если ты не хочешь говорить с ним, то как планируешь общаться по возвращению в центр имени Элизабет Кинкейд? Языком жестов?
— Достаточно будет одного, — отвечаю я, поднимая средний палец.
Уилл вскидывает руки.
— Хватит, я понял. — Спустя несколько неловких минут тишины, он залезает во внутренний нагрудный карман пиджака и достает белый конверт. — Слушай, он предвидел твой ответ, поэтому дал мне это. — Встряхнув им в воздухе, бросает конверт на стол передо мной.
— И что это за ерунда?
— Он все еще защищает тебя. Обвинения Тарин в том, что ты тогда сделала, набирают обороты, но он отказывается признавать тебя виноватой. Если не хочешь его видеть, то хотя бы выслушай.
Я так загипнотизирована конвертом, что не замечаю, как Уилл встает и выходит.
Десять минут спустя я все еще таращусь на письмо, как на ядовитую змею, которая готовится ужалить. Это всего лишь самый обычный белый конверт с моим именем на лицевой стороне. Узнаю прерывистый и угловатый подчерк отправителя.
Я просто уйду, оставив письмо в том же виде на столе. Не хочу слышать его оправдания. Мне все равно.
Я — лгунья.
Вскрываю конверт и разворачиваю тетрадный лист, прежде чем могу себя остановить.
«Дорогая Звездочка,
Когда-то я сказал тебе, что хочешь ты этого или нет, я всегда буду рядом, чтобы поймать тебя, когда ты упадешь. Если ты читаешь это письмо, то, наверное, забыла.
Я надеялся, что смогу сделать это лично, но теперь попытаюсь объяснить свои поступки на листе бумаги и надеюсь, что ты поймешь, почему я сделал то, что сделал.
Прежде всего, не беспокойся о Тарин. Я не собираюсь подтверждать ее рассказ. Я помалкивал семь лет не для того, чтобы трепаться сейчас.
Двинемся дальше. Воровство денег непростительно. Я не жду, что ты когда-нибудь поймешь этот мой поступок, потому что даже я сам не могу его понять. Я был в отчаянии. Я не стал тебе рассказывать, потому что пытался найти способ вернуть деньги таким способом, чтобы мне не пришлось признаваться, что я вор. Глупо, да?
Но больше всего я сожалею, что не рассказал тебе о сговоре с Тарин. Мне было стыдно. В течение семи лет я винил тебя во всем, что было не так в моей жизни, мечтал о дне, когда заставлю тебя за все заплатить. Но вот ты вернулась, и у меня в голове все перемешалось. Тарин увидела возможность свести с тобой счеты и подпитывала дерьмо в моей голове. Я плохо с тобой обходился, но уже ничего не могу изменить. Уверяю, что как только понял, как далеко она готова зайти, я остановился.
Знаешь, почему? Потому что влюбился в тебя. Снова. Я не могу понять, почему ты имеешь надо мной такую власть, но я перешел от любви к ненависти к тебе и обратно к любви. Я говорил серьезно, когда назвал тебя своей. Ты моя, Шайло. Независимо от того, что ты себе твердишь, ни один другой мужчина никогда не будет иметь всю тебя. Потому что ты моя. Так было и так останется.