— Слушай, я тебя не осуждаю, — смягчается он. — Черт, меня арестовали за продажу травки. Я занимался этим, чтобы хоть как-то встать на ноги и иметь крышу над головой. Мы не пытаемся здесь надрать друг другу задницы. Босс научил нас, когда надо остановиться, так что на ринге мы тупо выбиваем из себя злость.
Я оглядываюсь через плечо.
— Тебе точно не больше восемнадцати. Откуда в тебе злость?
Фрэнки хихикает и бормочет что-то по-испански.
— На какой машине ты ездишь, Снежинка?
Я молчу, потому что моя машина — груда обломков.
— Куда бы я не поехал, мой единственный доступный транспорт — автобус.
Не могу представить, каково это — ездить на общественном транспорте. Не думаю, что когда-либо там вообще бывала. Или хотя бы рядом. Или в одном квартале. Мама говорила, что бомжи используют общественные автобусы в качестве писсуаров, а посидев на сиденьях можно подхватить венерическое заболевание.
Фрэнки раскидывает остатки капп по чашкам и смотрит на меня, когда я тянусь за шваброй со вчерашнего дня.
— А твой дом? Насколько он большой?
— Какое это имеет отношение к делу?
— Просто ответь на вопрос.
Я вздыхаю, прислонившись бедром к ручке.
— Пять тысяч квадратных футов.
— Я жил в приемной семье с чуваком, который выбивал из меня дурь каждый день. Так продолжалось, пока я не уходил спать на скамейку.
Он ждет от меня реакции, сжимая рукой затылок лысой головы, как будто она все еще хранит отпечатки боли.
— Фрэнки, я... — Я понятия не имею, что сказать. Я не особо хороша в ситуациях, где требуется сочувствие. Если честно, то я не уверена, что обладаю этим геном.
— Сколько ты зарабатываешь в год? — продолжает он свои пытки.
Ох, парень. Сейчас начнутся настоящие страсти.
— Девять миллионов.
Мой голос едва громче шепота, потому что даже для моих ушей это звучит ужасно претенциозно. Кто, мать вашу, заслуживает девять миллионов долларов за то, что выпячивает губы и светит жопой?
Фрэнки даже не вздрагивает.
— Я зарабатываю пятнадцать тысяч пятьсот долларов, и охуенно счастлив получать их. Знаешь почему? Потому что я знаю, что это все, что босс может себе позволить. — Он обводит комнату рукой. — Центр приносит дерьмовые деньги, но он держит его ради нас.
— Я понятия не имела.
— Ты спросила меня, почему я называю тебя Снежинкой, — начинает он, смотря, как я прижимаю к себе ручку швабры. — Это из-за того, что твоя кожа белее этого мира.
Я ничего не отвечаю. Не могу. К этому разговору невозможно вернуться. Вместо этого я концентрируюсь на мытье, словно оно атрофирует все клетки моего мозга. В конце концов, я замечаю, что Фрэнки ушел, присоединившись к остальным или к чуваку на ресепшене, поэтому провожу остаток утра, самостоятельно выясняя, что необходимо сделать. Я никогда в жизни не убиралась. Тем не менее, последнее, что я хочу сделать — это привлечь к себе внимание, так что к обеду я грязная, уставшая и не уверенная, что все сделала правильно.
Или если всем все равно, то уверена, что Кэри — нет.
ГЛАВА 8
Кэри
Я пересаживаюсь в другое неудобное кованое кресло, ругнувшись, когда локоть снова соскальзывает с крошечного круглого стола. Ресторан высшего класса чересчур вычурный: приглушенное освещение, тканевые салфетки и меню без цен. Место с таким меню — это то, что я не могу себе позволить.
Но Тарин на это насрать.
С тех пор, как Шайло вернулась в город, у нее совсем снесло крышу. Думаю, она скупила все элитные магазины в округе. Она превращается из Тарин Макдениэлс в подражательницу Шайло Уэст.
Это чертовски пугает.
— Что случилось, Кэри? — спрашивает она, делая глоток воды.
Судя по всему, моя нервозность очевидна.
Когда я не отвечаю, она устраивает целый спектакль, разглаживая салфетку на коленях.
— Вчера ты казался довольно дружелюбным с Шайло.
— Что ты хотела, чтобы я сделал — ударил ее по лицу?
— Это было бы хорошим началом.
Я держу язык за зубами, пока разодетый официант приносит дорогущий салат с жареной курицей для Тарин, увенчанный каким-то непонятным сыром, который я даже не могу выговорить. Даже думать не буду, как эта дурацкая еда отразится на моих финансах.
Похоже Тарин решила замять эту тему в пользу расчленения своей еды на крошечные кусочки, но я не закончил. Закидываю жареное мясо себе в рот и изучаю лицо Тарин.
— У тебя блестят глаза. Можно подумать, что тебе есть за что мстить.
Она перестает кромсать листья салата и беспристрастно пожимает плечами.
— Возможно.