Бут не дрогнул, когда рядом раздалось вкрадчивое покашливание. Он повернулся в сторону выхода и, вздохнув, тяжело выпрямился, хрустнув спиной. Но Эйден не сомневался, перед ним в самом деле находился Бут.
– Я знал, что ты придешь. Рано или поздно, но обязательно придешь, – хрипло прошептал он и кивнул на полинялый коврик напротив. Эйден молча принял приглашение и опустился на колени перед костром. – Мне не верили, малец. Надо мной смеялись, тыкали пальцем, говорили, что вина перебрал. Но я верил.
– Люди начинают верить в сказки, когда сказки становятся реальностью, – ответил Эйден, изучая усталое лицо Бута.
– Верно, малец. Как видишь, Тос не пощадил меня. Услышавший его голос теряет треть жизни. По мне можно сказать, что я потерял половину. Мои кости хрупки, руки дрожат, а глаза почти не видят. Но ты здесь, и ты мне поможешь, как я помог тебе. Помнишь?
– Ты не помог мне. Ты устрашился гласа Владыки, – поправил его Эйден. – В противном случае, ты отвез бы меня в лес и оставил умирать. Я слышу твое сердце. Оно скажет правду, в отличие от твоего языка.
– Мне нет причин врать, малец. Но я знал, что ты найдешь меня. Ты всегда был живучим. Отчаянно цеплялся за жизнь, когда остальные погибали. Ты пришел сюда не говорить, ты пришел мстить. Не так ли?
– Верно. Мне нужно убить прошлое, но это воспоминание, – Эйден кивнул в сторону Бута и криво улыбнулся. – Оно почти мертво.
– Ты не оставишь меня тут, – в бесцветных глазах Бута на миг мелькнул страх, и он с надеждой посмотрел на рукоять стилета. – Я был милостив к тебе.
– Владыка был милостив ко мне, заставив тебя свернуть на пристань. Но я слышу твое сердце. Оно не врет и в нем действительно была жалость, – Эйден вздохнул и поднялся с коврика. Затем вытащил из нагрудного кармана изумрудную горошину и протянул Буту. Старик взял её дрожащей рукой и благодарно улыбнулся. – Боли не будет. Только сон.
– Благодарю, малец, – хрипло ответил циркач и проглотил горошину. Его лицо скривилось, а на губах появилась улыбка. – Кислое.
Эйден не ответил. Он стоял в стороне и смотрел, как Бут умирает. Умирал циркач медленно, но без боли, как ему и было обещано. Сначала отяжелели веки и пульс замедлился, затем похолодели руки и ноги. Черный сон медленно, но верно обволакивал старое сердце. Вздохнув, Бут закрыл глаза и лег на почти истлевшую подстилку. Подтянул к груди колени, снова вздохнул и, выдохнув, обмяк. Эйден подошел ближе и равнодушно посмотрел на тело. Затем вытащил стилет, вспорол ткань штанов и отсек мужественность. Кровоточащая плоть отправилась в бархатный мешочек, где уже лежало ухо мадам Анже и мизинец Эрика. Три момента из прошлого мертвы, осталось еще два.
В шатре акробатов было тихо. Большинство из них напились дешевого вина, отмечая удачное представление, и теперь спали. В темноте слышались томные вздохи, и кто-то вяло елозил на женщине, не обращая внимания на храп и вонь. Эйден, приоткрыв сальный полог, заглянул внутрь и, вздохнув, покачал головой. В отличие от остальных людей, он видел в темноте, как дикий зверь. Он видел не только спящих акробатов, но и Лёфора, чья задница ритмично поднималась и опускалась, под аккомпанемент женских стонов. Чуть подумав, Эйден вернулся на свежий воздух и, спрятавшись в тени шатра, принялся ждать.
Ждать пришлось недолго. Послышался приглушенный радостный вопль, чья-то ругань, затем звук шагов и наконец шорох отдернутого полога. Лёфор, пьяно шатаясь, выбрался из шатра и громко испортил воздух, после чего, рассмеявшись, приспустил штаны и принялся облегчаться. К чести акробата он даже не дернулся, когда шеи коснулась холодная сталь, укусившая кожу морозом. Но стоило Лёфору услышать тихий, шелестящий голос, как храбрость вылетела из него с последней желтой каплей и разбилась об потрескавшуюся землю.
– Не ори, – приказал Эйден. – Надень штаны.
– Эйд?! – изумился циркач и, не обращая внимания на стилет, повернул голову влево. Увидев белую маску, Лёфор пьяно икнул и в его глазах вспыхнул страх. Однако голос, хоть и дрожал, был по-прежнему язвительным. – Какого ляда ты так нарядился?