Вильям Волосатый спрятался под кроватью, на которой, хрипло воя от боли, умирал один из силачей – мускулистый здоровяк, чью спину покрывали гнойные чирии. Эйден пробил ему голову серебряным кувшином, в котором когда-то было вино. Но сейчас внимание убийцы переключилось на того, кто прятался под кроватью. Вильям не пикнул, когда сильные руки вытащили его из укрытия. Лишь тихо вздохнул, когда острый стилет мягко вонзился между спинными позвонками…
*****
– Предупреждаю, мадам, зрелище крайне омерзительное, – вздохнул Калле. Он вернулся в лагерь циркачей утром и сейчас не скрывал радости, что сумел избежать ночной бойни в шатре силачей. Мадам Анже, бледная чуть больше, чем обычно, дерганно кивнула и, поморщившись, прикоснулась к белой тряпке, прикрывавшей отрезанное ухо.
– Сколько? – хрипло спросила она, невидяще смотря вперед.
– Десять человек, мадам.
– А рабы?
– Их он не тронул, – поджал губы Калле. – Один мальчишка сказал, что мужчина в белой маске разрешил им выйти, а потом раздались первые крики. Остальные, видевшие то, что произошло, пока молчат.
– Неудивительно, – буркнул Лёфор, пряча искалеченную руку в кармане трико. Мадам Анже рассеянно на него посмотрела и промолчала. Калле, вздохнув, пожал плечами и одернул полог шатра в сторону. Затем придержал его, чтобы хозяйка цирка могла пройти, и последовал за ней следом.
Внутри шатра пахло кровью и смертью. Искалеченные тела циркачей валялись на полу, на своих кроватях, один уткнулся лицом в потухший костер и рядом с ним воздух вонял паленым мясом. Но мадам Анже смотрела вперед и цвет её лица из серого и бледного медленно наливался зеленым.
В центре шатра на закопченном крюке, на котором обычно висел фонарь, болталось тело. Изуродованное и обезображенное тело Вильяма Волосатого. Кожу покрывали порезы, а остекленевший взгляд до сих пор сочился ужасом. У трупа не было кистей и ступней, да и вместо мошонки зияла окровавленная дыра, словно кто-то решил вырезать мужественность циркача с корнем. Страшнее этой картины была лишь надпись, коряво выведенная на белом полотнище позади тела.
– «Боль причинившим, болью воздалось», – прочитала мадам Анже и осенила себя знаком Попрошайки. Каждый в шатре, кто мог дышать, взмолился своим богам, и хозяйка цирка не стала исключением. – Значит, мы потеряли всех силачей, Калле?
– Да, мадам. И Бут… Он тоже не пережил ночь, – добавил циркач. Мадам Анже скупо поджала губы и кивнула.
– Калле, я хочу… хочу, чтобы всех убогих убивали сразу. На месте, – тихо ответила она. Затем перевела взгляд на висящее тело Вильяма Волосатого и вздохнула. – Рабов запрещено трогать. Только добровольное согласие. Кто нарушит мой приказ, должен умереть. Это понятно?
– Более чем, мадам, – поклонился Калле, переглянувшись с Лёфором. – Я увеличил количество стражи вдвое.
– Благодарю, – кивнула мадам Анже и сплела на груди руки. – Позаботьтесь о том, чтобы здесь прибрались. И скажи Эрику, что нам нужны еще рабы. Пусть ищет сильных и выносливых. Без силачей и цирк не цирк.
– Да, мадам, – ответил Калле.
Мадам Анже сразу потеряла к нему интерес. Перед её глазами все еще стояла черная фигура, сжимавшая в руке окровавленный стилет, а в ушах звучал тихий, мрачный голос, повторявший одно и то же.
– «Вы встретите рассвет. Но у судьбы на вас другие планы», – тихо произнесла она и, зябко поежившись, закуталась в теплые меха.
*****
– От вас пахнет смертью, господин, – тихо сказала Рамина, услышав, что скрипнула дверь. Сквозняк взъерошил её белые, как снег, волосы, заставив девушку поежиться. – И кровью.
– Где смерть, там и кровь, – буркнул Эйден. Он тяжело вздохнул и, усевшись на стул, стянул сапоги. Затем сжал зубы и осторожно расстегнул куртку. Несколько капель крови упали на грязный пол.
– Вы ранены.
– Царапина, – ответил Эйден, освобождаясь от рубашки. На левом плече виднелся порез от ножа, а на ребрах наливались обширные гематомы. В пылу сражения он пропустил несколько ударов и сейчас, когда адреналин отпустил, пришла тупая, ноющая боль. Рамина не ответила, но откинула одеяло и осторожно приблизилась к Эйдену. Затем опустилась на колени и аккуратно пробежала пальцами по липкой, холодной коже Белой маски. На миг Эйден почувствовал приятное возбуждение. Рамина тоже это почуствовала и робко улыбнулась.
– Согреть вам постель, господин?
– Меня скорее согреет лабранский бальзам и кружка эля, – ворчливо буркнул Эйден, перехватывая руку гастанки. – Ты говорила, что можешь врачевать.