— Очередной бред, — подумал Шмель, но стоило ему дёрнуться в сторону Кати, как Нарасимха, свирепо и пискляво закричал, бросился на него и вонзил свои крохотные оружия в мягкую плоть. Олег вскрикнул, боль была настоящая. Он схватил божка, желавшего впиться в него словно клещ, и что было мочи отбросил его в сторону. В полёте человек-лев вновь издал преисполненный гневом и злобой рык, и, услышав боевой клич своего полководца, прочие уродливые божества попрыгали из плакатов и с гиканьем, точно племя диких пигмеев, бросились к нему на подмогу. Звероликие и разноцветные они облепили сектанта с ног до головы, били его, кусали, драли за волосы, пока тот безуспешно пытался отделаться от накрывшей его лавины.
Разум Олега помутился от бесчисленного числа щипков и уколов, осыпавших его тело. Он схватил лежавший на полке деревянных жезл и стал лупить им маленьких чудовищ, больше попадая по себе, чем по ним. Он видел, как кровь сочилась из мелких порезов, пропитывала его одежду, и сотни алых капель разлетались во все стороны при каждом взмахе руки. И тогда до поля боя из незримых далей донёсся ритмичный гул огромных барабанов, предвещавших чьё-то скорое пришествие. Он становился всё громче и сильнее, грозясь обрушить своими громоподобными ударами панельное здание, а затем за решёткой опустевших постеров появилась она — клыкастая и синекожая богиня разрешения Кали с ожерельем из плохо обглоданных черепов. Она была огромна, её воспалённые красные глаза занимали собой половину стены, и Олег мог чувствовать на коже тёплый, кровавый смрад, исходивший из её бездонной глотки. Яростная богиная захотела схватить его и отгрызть башку, но сквозь отверстия между измерениями прошли только её толстые как брёвна пальцы с монструозными чёрными когтями. Неодолимая преграда привела капризную богиню в бешенство, и она издала неистовый и гневный рёв. Маленькие божки, страшившиеся её гнева более всего на свете, словно толпа муравьёв подхватили Олега и потащили его в сторону самого большого плаката, чтобы принести его жертву разгневанной госпоже.
Верующий знал, что богиня должна будет избавить его от бренной плоти во имя последующих жизней и просветления, он знал, что этот день однажды непременно настанет, но в тот день он был не готов к столь вожделенному слиянию с чистой космической энергией. Олег стал брыкаться, как выброшенная на лёд рыба, и, скинув с себя большинство мелких уродцев, поспешил выбежать из проклятой комнаты, но синие пальцы вылезли из плакатов и перекрыли дверь непроницаемой стеной. Измазанная в крови лилипутская орда радостно загоготала и вновь набросилась на жертвенное подношение. Поглощённый безумием культист зарыдал, не зная, куда же ему деться. Рядом не было кого-то, кто мог бы схватить Шмеля и попытаться убедить его в иллюзорности происходящего, надавать ему по щекам или намертво приковать к батарее. Готовый умереть от разрыва сердца мужчина схватил стул и швырнул его в закрытое окно. Стекло треснуло и посыпалось на пол. Не медля больше ни секунды, Олег подскочил к открывшемуся проходу, схватился за деревянную раму и, даже не поморщившись, когда осколки стекла прорезали ему ладони, с отчаянным и диким воплем выпрыгнул на волю.
— Нет! — воскликнула Катя, поднимаясь с дивана. В наступившей тишине девушка услышала глухой шлепок. Закричали испуганные дети. Радостно загоготали воро́ны.
Шатаясь словно в шторм на корабле, девушка подошла к окну, ступая босыми ногами по разбитому стеклу. На асфальтированной дороге она увидела распластавшееся тело возлюбленного и тёмное пятно брызг, вылетевших из расколовшейся надвое головы.
Тело девушки задрожало, ноги подкосились, а съёжившийся желудок хотел выдавить наружу пережёванную фасоль. Каким-то чудом не порезав ступни о валявшиеся на полу осколки, Катя отошла от окна, не замечая, что сиявшие краски потускнели, что удалой Ильич вновь обернулся холодной бронзой, что тело потеряло лёгкость, а окружавший её мир стал прежним; обыкновенным. Эта разительная и внезапная перемена ускользнула от неё, ведь она точно знала, что произошедшее на её глазах самоубийство не могло быть правдой, лишь дурным видением, злой ошибкой её собственного разума. Скоро её отпустит, она очнётся и увидит добродушное лицо этого блаженного недотёпы.