Эжен горестно качнул головой:
— А как можно отнестись к человеку, приносящему такие вести? Удивляюсь, как она не убила меня в ту минуту… Да, замок её я покидал очень спешно, — и Эжен невесело рассмеялся, — Но я всё же тешил себя надеждой быть услышанным, понятым, и позволил себе некоторую настойчивость… Только после недели бесплодных попыток пробиться через стену этой горестной печали, когда я уже решил отправиться восвояси, маркиза вдруг согласилась принять меня, позволила разделить с ней её горе…
Герцог удовлетворённо кивнул:
— И с тех пор, как я слышал, вы снова неразлучны. Всё же это меня удивляет. Как я уже получил возможность убедиться, вы человек не глупый, и должны понимать, что вы с ней являете довольно странную пару. Мне редко доводилось встречать такую близость брата и сестры, и никогда в таком сочетании…
— В каком это таком? — брови Эжена удивлённо изогнулись.
— Она светская львица, а вы… не подходящий кавалер для танцев.
Уже в который раз за время этого разговора Эжен невесело рассмеялся и согласно закивал. Такая его реакция удивила герцога.
— Что вас тут развеселило? — поинтересовалась только что вернувшаяся со свертком бумаг Эмилия.
Поскольку её вопрос был обращён скорее к Эжену, чем к герцогу, он и счёл необходимым ответить:
— Его Светлость взял на себя труд объяснить мне, что я для вас, сударыня, очень неподходящий кавалер… для танцев.
Изумлённая Эмилия медленно развернулась к герцогу:
— Право, милорд, о вашей деликатности можно слагать легенды.
И произнесено это было таким ледяным тоном, таким грозным взглядом сопровождено, что герцог счёл необходимым встать навстречу хозяйке дома, даже подойти к ней. Это был большой грозный человек, в присутствии которого многим становилось душно. Но Эмилия не дрогнула, не смутилась, лишь подняла ему навстречу руку с принесёнными бумагами, и тем пресекла его порыв подойти ещё ближе:
— Велите кому-то из своих праиэров это прочесть или сделаете это сами?
Герцог побагровел от злости. Если бы такое по отношению к нему позволил себе какой-нибудь мужчина, он тут же был бы уничтожен. Только женщине, и далеко не каждой, он мог это спустить с рук, но заслуживает ли Эмилия такого снисхождения? Это он ещё не решил. А потому пока просто выхватил из рук строптивой хозяйки принесённые ею бумаги.
Да, документ был детальный, многостраничный, ознакомление с ним всё-таки потребовало времени, и даже сумело чуть отвлечь и развлечь герцога. Но как только его глаза оторвались от бумаг, рука маркизы сразу же протянулась вперёд, Эмилия однозначно потребовала вернуть ей документ. Что ж, герцог решил уступить и в этот раз и теперь всем корпусом развернулся к виконту де Лорни:
— Здесь не сказано главного, кто же это сделал?!
— Вы ожидаете, что я назову имя?! — изумился в ответ Эжен, - Вы ведь прочли, тот дворянин не представился. Лично я видел его впервые.
Герцог кивнул.
— А как выглядели эти убийцы?
— Убийцы?! — позволил себе уточнить как будто не понявший вопроса Эжен.
— Да, я говорю о людях, убивших маркиза, - было видно, уже весьма раздражённый герцог сделал над собой большое усилие, чтобы дать это пояснение.
— Убивших маркиза?! Методом исключения могу предположить, что вы изволите спрашивать о незнакомце, остановившем карету, и о его друге… Так ведь их описания там даны. Документ даёт исчерпывающую картину этого печального события. Право, я не знаю, что тут ещё можно добавить.
Герцог недобро усмехнулся и обратил взор к Эмилии:
— Я, любезная маркиза, склонен думать, что это были Жан де Лаган и Анри де Монсар. Именно Монсар убил вашего брата.
Взгляд Эмилии потяжелел, и в какой-то момент герцог решил, что ему удалось сделать для неё открытие, что он смог направить этот испепеляющий гнев в правильное русло, но ответ маркизы был разочаровывающее сдержан:
— Я сама разберусь.
— Любезная маркиза, позвольте мне помочь вам. Я могу помочь вам призвать негодяя к ответу.
— Избавьте меня от вашей помощи, Ваша Светлость. Никогда не забуду, как вы помогли моему Людовику.
— Позвольте, я не понимаю!
— Ведь это именно вы посодействовали его браку с Анной де Шероль, так?
— Это было его заветным желанием! И не говорите, что не знали это.
— Значит верно люди горят, что самое страшное наказание — это исполнение нашего желания?.. Нет, Ваша Светлость, нам с вами ходить разными дорогами. А теперь прошу простить меня, я очень устала.