Выбрать главу

– Я знаю, мамуля.

– Ты прав насчет щенка. Просто моим первым побуждением было отнестись к этому так, словно ты все еще подросток, а не взрослый мужчина. Но давай подумаем об этом вместе, Лукас. По условиям договора аренды нашей квартиры в доме нельзя держать никаких животных.

– А кто об этом узнает? Наверное, единственное преимущество того, что мы живем в квартире, которую все в нашем доме считают самой паршивой, – это то, что ее дверь выходит на улицу, а не во двор. Я стану выносить щенка на улицу на руках, и к тому времени, когда я буду ставить ее на землю, никто из нашего жилого комплекса уже не сможет определить, где я живу. Я никогда не буду выпускать ее во двор, и она все время будет на поводке. – Мужчина перевернул меня на спинку и поцеловал в животик.

– Но у тебя еще никогда не было собственной собаки. Это большая ответственность.

Мужчина ничего не ответил, а просто продолжил тыкаться носом в мой животик. И тогда женщина рассмеялась, весело, беззаботно.

– Пожалуй, в чем ты совершенно не нуждаешься, так это в моих нравоучениях о том, как быть ответственным.

* * *

За следующие несколько дней я приспособилась к моей новой чудесной жизни. Женщину, как я скоро узнала, звали Мамуля, а мужчину – Лукас. – Хочешь лакомство, Белла? Лакомство?

Я смотрела на Лукаса, чувствуя, что он чего-то от меня ждет, но не понимала, чего именно. Тогда он вынул руку из кармана, дал мне маленький кусочек мяса, и на мой язык обрушилась целая лавина восхитительных ощущений.

Лакомство! Скоро это стало моим самым любимым словом.

Я спала вместе с Лукасом среди мягких одеял, которые я немного порвала, прежде чем понять, как это его огорчает. Лежать рядом с ним было еще приятнее, чем под боком у Мамы-Кошки. Иногда я осторожно брала его пальцы в рот, когда он спал, не для того, чтобы укусить, а для нежного-нежного прикусывания, исполненного такой любви, что у меня даже начинала слегка ныть нижняя челюсть.

Он называл меня Белла. Несколько раз в день Лукас брал в руки поводок, как он называл ту штуку, которая со щелчком пристегивалась к «ошейнику». Он использовал этот поводок, чтобы тащить меня на нем в ту сторону, куда ему хотелось идти. Поначалу я ненавидела эту штуку, потому что никак не могла уразуметь, почему меня тянут за шею в одну сторону в то время, когда я чую запахи множества чудесных вещей, идущие с другой. Но потом я поняла, что когда Лукас снимает поводок с крючка рядом с дверью, это значит, что мы с ним сейчас пойдем «гулять», а мне это так нравилось! А еще я очень любила, когда мы возвращались домой и дома была Мамуля, я бежала к ней, чтобы она меня потискала, любила, когда Лукас наполнял мою миску кормом, садился, чтобы я могла поиграть с его ногами.

Еще я любила бороться с ним и то, как он сажал меня к себе на колени. Я любила его самого. Лукас был центром моего мира, и всегда, когда мои глаза были открыты, а нос ощущал запахи, я стремилась к нему. И каждый день приносил мне новые радости, и я училась новым играм с моим Лукасом, моим человеком.

– Белла, ты самый лучший щенок на свете, – часто говорил он мне, целуя.

Мое имя было Белла, и скоро я стала мысленно называть себя именно так: Белла.

По крайней мере, один раз в день мы ходили к моему прежнему логову. Там было несколько стоящих в ряд домов, в которых не было людей, но только в одном из них обитали кошки. Дома были обнесены забором из проволочной сетки, но Лукас всякий раз оттягивал сетку от столба, к которой она была прикреплена, и мы подходили к логову.

Оттуда по-прежнему шел сильный запах Мамы-Кошки, но запахи ее котят постепенно становились все слабее. Я знала также, и что туда вернулись некоторые из живших там прежде котов. Лукас приносил им всем еду и воду, но мне не разрешалось есть этот корм. И еще мне нельзя было входить в логово, чтобы проведать мою маму.

– Ты ее видишь? Видишь ту киску? Она совсем рядом и наблюдает за нами, Белла. Ее можно разглядеть, хотя она и прячется в темноте, – тихо говорил мне Лукас.

Я любила слушать звук моего имени. Я чувствовала, что в голосе Лукаса звучит какой-то вопрос, но этот вопрос не приводил к получению новых лакомств. Пусть я не понимала смысла его слов, но я была рядом с Лукасом, так что все остальное было неважно.

Однажды днем я лежала на ноге Лукаса, на которую я свалилась от усталости после особенно ожесточенной игры в «атаку на тапки». Мне было неудобно так лежать, но я была слишком утомлена, чтобы шевелиться, так что моя голова находилась намного ниже остального тела.

Вдруг я услышала громкое урчание, оно становилось все громче, и в конце концов Лукас пошевелился, так что я поняла – он тоже его услышал.