Жизнь постепенно налаживалась. Статьи о дальневосточных проблемах, подписанные "Р. и М. Вельяминовы" печатались как в социал-демократических, так и в нейтральных женевских изданиях. Ма Ян помогала Ростиславу совершенствоваться в французском языке. По вечерам, закончив вычитку очередной рукописи, Ростислав и Ма Ян обычно вспоминали жизнь в двадцать первом веке, пытаясь сообразить, как подтолкнуть прогресс, как научно-технический, так и социальный. Как-то, получив гонорар в редакции солидной газеты, Вельяминов пригласил Ма Ян в оперу. В женевском оперном театре, по слухам скопированном с парижской оперы, шел "Бал-маскарад" Верди. Возвращаясь домой на извозчике, молодожены (Ма Ян и Ростислав воспринимали себя именно таким образом) вспоминали историю двойного либретто. Копыта лошаденки звонко цокали по булыжнику на мосту через Рону. Через столетие тут будут сплошные пробки.
— Знаешь, Слава, — задумчиво сказала Ма Ян, — в этом времени больше всего мне не хватает радио или плеера. Чтобы под настроение послушать хорошую музыку, не дожидаясь похода в театр.
— Давай купим граммофон.
— Это не техника, а издевательство над ушами. Тут пока обходятся без усилителей, ставят резонаторы, а они превращают звук черт знает во что.
Ростислав задумался, вспоминая историю радиотехники, изобретения, определившие путь развития технологии на десятилетия.
— Пожалуй, стоит опередить Флеминга и Ли Фореста с радиолампами. Где бы найти приличный вакуумный насос?
— А в Женевском университете? Там вроде бы уже есть физический или физико-математический факультет?
— Это идея! Только посоветуемся с доктором Федоровым, чтобы не попасть впросак из-за незнания здешних реалий.
На следующее утро Ростислав и Ма Ян нанесли визит Федорову. Тот явно обрадовался гостям и отложил медицинский журнал, который небрежно листал. Врач торжественно объявил, что его знакомый голландец взялся за изготовление британских паспортов для мистера и миссис Вельяминовых. Требуемая сумма, правда, составляла большую часть от выручки за часы, но дело того стоило. Подтвердив согласие с ценой, Ростислав плавно перевел разговор на новинки науки.
— Знаете, Александр Иванович, еще в Австралии мы занимались исследованием свойств катодных лучей. По-моему, некоторые их особенности могут иметь практическое применение в электротехнике. Насколько я могу судить, посмотрев научную периодику в публичной женевской библиотеке, европейские и американские ученые пока не получили аналогичных результатов.
Вельяминов вкратце описал идею электровакуумного диода для выпрямления высокочастотных колебаний и возможности его применения в радиосвязи.
— Только пока это сугубая теория. Организовать полноценную лабораторию у меня денег не хватит. Если бы получить доступ к университетской лаборатории…
— Думаю, Ростислав Александрович, устроить это можно. Я часто общаюсь с профессором Леклерком. Он социал-демократ и безусловно поможет товарищам. К тому же он редактор "Анналов".
Женевский университет располагался в старой части города, рядом с бастионами эпохи Реформации. Ростислав бывал здесь в двадцать первом веке и теперь узнавал многие здания. Леклерк, невысокий лысый мужчина с аккуратной рыжеватой бородкой, энергично жестикулировал, обсуждая вельяминовскую статью. Листки, исписанные бисерным почерком Ма Ян, лежали на профессорском столе.
— Вы понимаете, что предложили? Это переворот в технике беспроволочного телеграфирования! Немедленно оформляйте патент!
— Бумагами уже занимается жена, это и её изобретение, — сказал Вельяминов. — А я хотел бы сделать экспериментальный образец катодной лампы. Если вы позволите воспользоваться университетской лабораторией…
— Никаких возражений, месье Вельяминов! Всегда к вашим услугам. Только потребуется немного заплатить мастерам. А сегодня вечером непременно жду вас с супругой. Оказывается, у мадам Кюри нашлась последовательница в далекой Австралии. Просто удивительно!
Вечер у профессора удался. Леклерк жил в просторной квартире с окнами, выходящими на тихий бульвар. В большой гостиной, по размеру похожей на спортзал, собрались женевские интеллектуалы-марксисты и политические эмигранты из самых разных стран. Спорили в основном о Бернштейне. Многие ругали ревизионизм, но некоторые поддерживали новации от австрийского социалиста. Доктор Федоров азартно спорил о возможности революции в России с каким-то немцем, не забывая потягивать пиво. Появление Ма Ян произвело фурор. Экзотическая красота кореянки даже приглушила дискуссию. В отношении прекрасной дамы социалисты проявляли старомодную галантность. Впрочем, во время спора поведение становилось менее джентльменским. Леклерк долго и нудно объяснял Ма Ян свои взгляды на дальневосточную политику, превознося заслуги Хирабуми Ито как великого японского реформатора, достойного ученика европейцев. Ростислав вспомнил, какую роль предстоит сыграть Ито в истории Кореи, и чем он кончит. Поэтому физик поторопился отвлечь профессора вопросом про его отношение к новейшим открытиям в естествознании. Леклерк с энтузиазмом откликнулся и начал рассуждать про работы Лоренца и Планка. Вельяминов заметил, что инерция мышления была еще очень велика: швейцарский профессор мыслил еще классическими категориями, для него перспективы квантовой теории казались совершенно неопределенными.