Отмыв грязь, насколько это было возможно без мыла, мы вернулись к ловушкам. Спрятавшись за одним из цветущих кустов, мы стали ждать, когда кто-нибудь в них попадется. Я не обладала терпением, как и вся наша семья. Минут тридцать, это максимум, сколько я могла ждать. Потом меня потянуло кусать ногти, но они были такими грязными. Я не рискнула. Вместо этого я попыталась отвлечься мыслями о еде. Больше всего на свете мне хотелось сейчас маминого куриного бульона с корочкой свежего хлеба. Я даже представила, как сижу и ем его.
«Одна ложечка… Вторая ложечка… Хлебушек. Одна ложечка…»
Я сглотнула слюну. Пожалуй, думать о еде было не лучшей идеей. И посмотрела, что делает спасенный, он тихо сидел и не шевелился, как будто знал, что нельзя.
Тогда я высунула голову из кустов, чтобы посмотреть, не попался ли там кто. Возле ловушек появился заяц.
Прыг…
Его лапы приземлились недалеко от первой ловушки.
«Ну же…Еще один прыжок…»
Я внимательно за ним следила, но он не спешил, словно чувствовал, что там впереди его поджидает угроза.
«Всего одни прыжок… Давай…Ты можешь».
Я мысленно пробовала заставить зайца двигаться, но они лишь слабо шевелил своим заячьим носиком и не спешил. Я нервно прикусила губу, готова была сейчас закричать на него в голос. Но спугнуть будущий ужин совершенно не хотелось. Только и оставалось что ждать, да мысленно попытаться дозваться зайца.
Прошла минута… Вторая… Я не знала точно, сколько времени прошло, но заяц, наконец, сделал еще один прыжок и попал в ловушку. Я тут же вылезла из-за куста, и пока бежала до зайца, он выпрыгнул из первой ловушки и успел прыгнуть во вторую. В последнюю секунду мне удалось его схватить за уши. Прямо сейчас в моих руках был будущий ужин, но было одно «но». Он был живой, и кому-то нужно было убить его.
Заяц дергался в моих руках, словно чувствовал, что сейчас умрет. А я… Я была готова разжать руку и даже помахать ему ладошкой и сказать: «Беги, глупый заяц, беги».
Из-за кустов вышел мой спутник. Я посмотрела на него, при этом отметив для себя, какое худое у него тело. Он ведь тоже, как и я, не ел. Нельзя было отпускать ужин. Я кое-как расстегнула сумочку и достала оттуда складной нож. Заяц попытался прыгнуть, выгнув свои задние длинные ноги.
«Прости меня, заяц…»
Я вытянула его задние ноги и зажала ногой.
«Только бы не заплакать», - подумала я и занесла нож над зайцем.
Удар! Еще один!
Лишь в третий раз я попала ему в сердце. Он перестал шевелиться, а я смогла, наконец, выпустить его из своих рук. Не знаю, как ясдержалась и не расплакалась. Возможно, мне слишком хотелось смыть с себя кровь, которая попала на меня, когда я убивала зайца. Я встала и на ватных ногах пошла к воде, выпустив по пути из рук нож – орудие своего преступления.
Я терла и терла руки. Терла лицо. Попыталась смыть со штанов кровь. С кожи кровь смылась, а вот со штанов…
«Это был всего лишь заяц… заяц, а не человек».
Я попыталась себя успокоить. Меня начинало трясти.
«Это еда… Всего лишь еда».
Я представила запеченного зайца, но перед глазами встал его испуганный взгляд, когда я занесла над ним нож. Я хлопнула себя пару раз по щекам, было больно, но этого хватило. Боль немного отрезвила затуманенный разум.
«Это всего лишь животное… Еда, не больше», - я кивнула этой мысли и, умывшись в последний раз, пошла к зайцу. По пути я старалась ни о чем не думать, даже о том, что с него нужно еще снять шкуру. Ведь если его так жарить, то шерсть начнет гореть.