«Она что здесь была?»
Я перевернула страницу альбома и увидела исписанный карандашом лист. Подчерк был до боли знакомым и эта буква «т» в форме крючка. Так писала лишь моя бабушка, но… как такое могло быть? Ее портрет, ее почерк… что еще ее здесь? Я осмотрела внимательно чум, но ничего не найдя из своего мира, кроме альбома, вновь вернулась к нему и стала читать, то что когда-то написала моя бабушка, когда еще была молодой и живой, когда жила в этом мире.
Ти – мыть, би – вперед. Ди– быстро. Си – иди, Тии - вытереть.
Глава 19
День шел за днем. Я почти не выходила из чума. Все время сидела внутри и изучала бабушкин дневник. Два раза в день (утром и вечером) ко мне заходила знакомая уже женщина-кентавр, и приносила мне еду. Это было нечто желеобразное, темно-синего цвета и совсем без вкуса. Я, не жуя, это глотала, боясь, что если начну жевать, то меня попросту вырвет, и вспоминала хлеб тети Зейры. То, что всегда у каждого было на столе дома и в том мире, здесь было роскошью или же только лишь мечтой. В этом месте нельзя было ничего вырастить, что-то собрать, даже с водой были большие проблемы. Здесь ее практически не было. А если и была, то ее приходилось искать глубоко-глубоко под землей. Бывало мужчины-кентавры, брали в руки огромные каменные кирки и убегали в неизвестном направлении на несколько дней. Так они искали воду. Если они ее находили, то все собирали свои дома, свои вещи и переезжали жить на новое место, где была вода. Пока я здесь была, такое произошло уже два раза. Первый раз меня это напугало. Я не знала, что происходит, почему все вокруг собирают вещи и что мне пытаются объяснить кентавры. Во второй раз я уже была готова и даже знала некоторые слова из речи кентавров. Кто знал, что моя бабушка, пока была здесь, успела написать краткий словарь? Благодаря этому словарю я смогла выпросить у кентавров право мыться самой и не тратить на меня так много воды. Раньше они приносили ее мне каждый вечер, теперь же раз в три дня. Правда я не знала, когда заканчивается этот день и начинается следующий. В этом месте всегда было темно, только днем чуть посветлее. А так ночь и день не имели различий. Поэтому, когда мне приносили первый раз еду, я считала это за утро, когда второй – за вечер.
Похоже, наступил вечер, и я снова не заметила, как вошла женщина-кентавр с чашкой невкусного желе. Подняла голову от бабушкиного дневника только лишь, когда женщина-кентавр сказала:
- Еда.
- Спасибо.
Я поблагодарила ее, и принялась, быстро есть. Порой лучше не думать, что ты ешь, потому что тогда можно начать всматриваться в еду. В прошлый раз мне почему-то показалось, что это нечто желеобразное шевелится. Я во рту даже лапки почувствовала.
«Не думать… Не думать».
Через минуту я поставила на стол пустую деревянную миску, которую женщина-кентавр забрала и тут же ушла.
Порой мне хочется спросить у нее, что я ем? Но я тут же вспоминаю ощущение чего-то шевелящегося во рту, и спрашивать уже ни о чем не хочется. Ведь если я узнаю, то боюсь, что уже не смогу это есть. А другой пищи здесь нет. Хотя раньше… в дневнике бабушка описывает красивое место: «Здесь птицы причудливой формы, большие бабочки, темно-фиолетовая трава, деревья с красными листьями и они – жители этого мира, величественные кентавры, которые готовят лучшее в мире микстуры от кашля и пирожки с крапивой (микстуру мне их удалось попробовать, она, и правда, лучшая в мире, так как быстро вылечила мой кашель)».
В бабушкином дневнике это место было описано как живое и красочное, а кентавры – ее верными друзьями, которые после сделали ее своей принцессой. Здесь, правда, не сказано почему, но в верхнем углу страницы, то ли в шутку, то ли всерьез было написано следующее: «Будет интересно увидеть лицо моего будущего потомка, который с ними встретится и удивится их приветствием». Знала бы бабушка, что это буду именно я, она бы сама удивилась. Правда может она и знала, ведь зачем тогда ей учить меня всему, чему она учила: уметь разбираться в лекарственных травах, делать косметику буквально из всего, что найдешь под рукой, готовить в печи, делать заготовки на зиму. Чем больше я читала ее дневник, тем больше убеждалась в том, что все это было не просто так. Она точно знала, что я попаду в этот мир и ее последние записи это доказывали.
«Пойти туда – было моей ошибкой. Я даже не думала…» Некоторые слова были зачеркнуты карандашом, а некоторые было не разобрать, так как карандаш имел свойства стираться со временем. Пришлось перелистнуть страницу. Жаль, что у бабушки тогда не было ручки. «Он уничтожил... Сжег все дотла…. Мне стыдно... Я не могу им даже смотреть в глаза. Я должна попытаться все исправить. Я ведь справлюсь? Если нет… тогда я обещаю, что это сделает моя кровная родня. Прощай Я. Э.». На этих словах дневник заканчивался. Я потерла виски и еще раз все перечитала, надеясь понять, почему бабушка чувствовала вину перед кентаврами, кто такой Я.Э. и что собственно я должна сделать. Она так мало написала.