- Я человек слова. Раз обещал…
Катя махнула рукой, обрывая меня.
- И второе. Через неделю в Императорском Дворце состоится Большой Государственный приём. Я не прошу, настаиваю на твоём присутствии. Форма одежды парадная. Поскольку, знаю, ты отставник, бывший офицер, мундир будет к месту.
- Катя, можно слово вымолвить? – Хотел превратить всё в шутку, но не удалось.
- Говори.
- Я, мягко сказать, ненавижу подобные приёмы. Знаешь почему? Не было ни единого раза, что бы на таких приёмах или балах, где присутствовал, ко мне не цеплялись и дело не заканчивалось мордобоем или дуэлями. Тебе хочется потом разбираться с последствиями?
- Дуэли у нас запрещены под страхом длительного тюремного заточения. Как для вызывающего, так и для вызываемого. Если тот принял вызов, естественно. Предупреждаю, что бы думал прежде, чем что-либо делал. Хочешь морду набить? Отведи в сторону и сделай что надо, отведи душу, но за оружие хвататься запрещено.
- В таком случае, зная себя, лучше остаться дома.
- Нет. - Катерина встала из-за стола и подошла ко мне вплотную. Пришлось тоже вставать. - Я хочу, что бы на этом приёме ты меня сопровождал. Откажешь в такой малости? Если да, обижусь. Очень.
- И все меня будут воспринимать как твоего фаворита? Любовника? Это ведь откровенная провокация, Катя. Хочешь меня подставить?
- Никак струсил? – девушка усмехнулась. – Не бойся, в обиду не дам. С обидчиками сама разберусь.
- Ты поняла, что сейчас сказала? – я потряс головой. – Так откровенно меня ещё никто никогда не унижал. – Повернулся и пошёл в кабинет переодеваться.
- Александр, – сзади прозвенел напряжённый женский голос, но я махнул рукой.
- Тебе, наверняка уже надо ехать на службу, да и мне здесь задерживаться смысла нет. Всего доброго!
Дошёл до кабинета и демонстративно запер за собой дверь. Сел на диван, решая, куда мне сейчас. Понял, пора проведать мир, что приютил меня на целый год. Наверняка уже есть результаты моей провокации.
- - -
Переход и, оказавшись в кабинете, остановился в недоумении. Сейф распахнут настежь. Ящики стола лежат рядом со столом. Бумаги, что оставались в столе, разбросаны по полу и на некоторых видны следы от обуви. Мужской, отмечу. Монитор компьютера разбит и сам системный ящик раскурочен. Прошёл по квартире и убедился, что в остальные помещения не пострадали от вандальных действий. На кухне из ящика достал аккумулятор и подсоединил к фону, что забирал с собой. Вынул из рюкзака планшет, который купил месяца два назад и подсоединил к сети.
Первым делом включил воспроизведение записи камер наблюдения. Ну да. В первую ночь меня не посещали, а вот во вторую, сегодня….
Дверь открылась и в квартиру словно тени зашли двое мужчин. За ними Ольга и ещё один человек с тщательно замотаннымшарфом лицом. Все сразу прошли в кабинет. Увидев, что тот пустой, Ольга достала из кармана ключи и открыла сейф. Забавно. Не думал, что она сделала копию ключей. Увидев, что там ничего нет, села в кресло, закрыв лицо руками. К сожалению, запись была без звука, поэтому не знал, о чём девушку спрашивают мужчины, но те сразу бросились в оружейку и когда вернулись и, видимо, доложили, что та пуста, у Ольги снесло голову. Она стала крушить кабинет. Именно она, не мужчины. Немного успокоившись, села в кресло и стала что-то писать. Выгнав всех из кабинета, закрыла дверь и набрала шифр из книг. Проход открылся и Ольга, ни секунды не задумываясь, сделала шаг вперёд, но через секунду вылетела из арки перехода спиной назад. Пролетела метра два и, на мой взгляд, здорово ударилась спиной и головой о противоположный шкаф. Через минуту проход закрылся и секция шкафа вернулась на прежнее место. Ольга вновь набрала код и когда проход открылся, попыталась сделать шаг вперёд, но… теперь даже в арку войти не смогла. Третий набор и… механизм перехода перестал работать. Ольга вернулась за стол и зарыдала…
Что ж… Всё как я и предполагал. То, во что до последнего момента не верил, оказалось горькой правдой. Нас использовали. Сначала отца, затем меня. В душе стало больно и омерзительно от сознания, насколько доверился человеку, который, я видел сейчас на экране, ко мне не испытывал никаких чувств. Я был средством, с помощью которого девушка и те, кто за ней стояли, желали добиться своих целей. Что мог сказать, что чувствовал, о чём думал? Сожаление. Это, пожалуй, было единственное чувство в душе. Чего врать самому себе. Я любил Ольгу. Боготворил её. Носил на руках и заботился о девушке больше, чем о ком-либо за все прожитые годы. И всё разрушилось в один миг.