- Алекс. Ты это ради трёпа или…
- Или. Но и ответная услуга от тебя нужна. Завтра в полдень. Будешь занят час.
- Ты меня заинтриговал. Слушай, ты сейчас на Гражданке, у мамы? – тишина и… - Прости за глупые слова, вырвались. Знаю, как тебе тяжело далась утрата. Хоть немного отпустил из сердца?
- Если скажу да, будет враньём. Если нет – то же самое. Боль как была, так и осталась. Разве острота ушла, а всё остальное… Сейчас живу в квартире моего настоящего отца. На Рубинштейна. Можно сказать, совсем недалеко от твоей службы. Хотелось бы встретиться и поговорить до завтрашней встречи. Сложной для меня, отмечу.
- Даже так? Может нашим парням дать знать?
- У них семьи. Жёны, дети. Зачем тревожить?
- Ладно, диктуй адрес. Заеду после службы. Накормишь?
- Сейчас нет поста или есть? Хотя забыл – «мы всегда в пути, нам можно».
- Что-то вроде того.
В десять вечера, когда впустил в квартиру Пуха, как мы его всегда называли, а до пострига тот носил имя Вячеслав, были крепкие объятия, а потом долгий ступор от моего внешнего вида. Пришлось доказывать, что я это я, вспоминая моменты, которые знали только мы двое. Сели на кухне и Никодим долго не мог оторвать глаз от моего юного лица.
- Рассказывай с самого начала. Мне надо успокоиться, а то сойду с ума, глядючи на тебя. И налей чего-нибудь, что бы мозги прочистить.
Налил ему и себе и… за пару часов приговорили бутылку виски в раз. Пришлось рассказывать чуть ли не с момента, когда окончательно ушёл на вольные хлеба и не подписал очередной контракт. Никодим молчал, но через каждые пару минут мотал гривой, словно не веря. Когда закончил, что бы доказать свои слова, провёл Пуха в кабинет и показал шкуру, которую расстелил на полу. Тот только ухнул в изумлении. Присел на корточки и провёл рукой по невероятно длинной шерсти.
Вернулись на кухню, и я достал новую бутылку, но Никодим показал, что всё.
- И ты меня хочешь взять с собой в качестве друга или…
- Именно что или. Хочу, что бы рядом присутствовал православный священник. Сам знаешь, я, скорее язычник, меня не крестили, да и вера в нашей семье было редкой. Той, что уже почти забылась на Руси.
- Помню. Род для тебя всегда был превыше всего, Одинака.
- Я тогда ещё не понимал до конца, что заложено в смысл слов «Память и Наследие Рода». Я тебе вот совсем недавно рассказал о разумных тиграх, у которых генетическая память сохранилась от самых древних. Вот и у меня иногда просыпается что-то из этого. Не удивляйся, Никодим, говорю правду. Не могу похвастаться, что помню всё – от первого в нашем Роду до своего отца и матери, но иногда всплывают в памяти куски жизни тех, кто ушёл давным-давно.
- То, что ты, Александр Галицкий, всегда выделялся из общей массы, знаю. И не забуду, как именно благодаря тебе мы не раз миновали ловушки, что устраивали именно на нашу группу, как и то, что ты всегда уходил последним. Не я один это помню. Мы все. Те, кто был с тобой рядом все годы. Так что я подписываюсь за тебя и завтра буду. Не обижайся на меня, но и все парни, до кого смог дозвониться, будут неподалеку. Витюха сейчас командует местным СОБРом, так что пусть только посмеют сделать неверное движение.
- Спасибо, конечно, но зря ты звонил. Я ведь тебе рассказывал, что произошло в день, когда мне пришлось уйти. И ведь факт стрельбы в центре города, как мне рассказал сосед, даже не прозвучал в новостях. За теми людьми тоже сила стоит. Немалая сила, поэтому лучше закончить миром, а не войной. Да и нужна ли тебе война? Нужна ли она парням? Мы давно уже гражданские и вновь брать в руки оружие совсем не хочется. Ладно я, молодой, продолжаю иногда развлекаться, но Вы-то… Самому молодому, если не ошибаюсь, полсотни лет исполнилось…
Проговорив до часа ночи, хотел дорого гостя оставить у себя, но тот категорически отказался. Когда выглянул в окно, Пух сел в огромный внедорожник и, стартанув с визгом шин, умчался.
* * *
Я пришёл в ресторан первым, за полчаса да назначенного срока. Метрдотель, услышав номер заказа, проводил меня до отдельного кабинета и ушёл. Даже не спросил, зараза, может что требуется. Хотя бы попить. Пока никого рядом не было, включил защиту на браслетах и спрятал их под манжеты рубашки, а что под брюками было, так вовсе незаметно. Без двух минут дверь в кабинет открылась и туда зашли двое – старик, совсем ветхий одуванчик и мужчина лет сорока с выправкой и взглядом наёмного убийцы. Не поздоровались. Сели молча и уставились на меня взглядом голодных акул. И только через десять минут зашёл Никодим. Увидев его, старик съёжился. А что? Громадный священник, да и крест на его груди вызывал уважение не столь внешним видом, но и кто понимал, собственным весом.