– Где Джон? – отмер Шерлок, повторив свою недавнюю фразу. – Как он?
– Он в этой больнице. Выздоравливает потихоньку, хоть и не так быстро, как вы. Врачам пришлось с ним повозиться, но сейчас уже все в порядке.
Все ли? Насколько знал Лестрейд, доктору Уотсону прописали обязательные часы с психологом, как жертве насилия.
– В какой палате?
Лестрейд нахмурился.
– А вот это, Шерлок, я вам не скажу. Пока… я не имею права допускать вас к нему.
– Не имеете права… – эхом повторил Шерлок. – Он не хочет меня видеть?
– Я… не знаю, – четно признался Лестрейд. – Не спрашивал у него об этом, пока вы были без сознания.
Шерлок быстро развернулся к нему и хотел что-то сказать, но передумал, лишь открыл и закрыл рот, а потом снова уставился в точку на стене.
– Думаю, бесполезно вас спрашивать, где вы накачались наркотиком до состояния полусмерти.
Шерлок не ответил, даже не пошевелился. Лестрейд мысленно обругал себя за коряво построенный допрос – так всегда случается, если в дело вмешиваются личные симпатии – и поднялся на ноги. Сегодня он из Шерлока не вытянет больше ни слова.
Ночи в больнице были похожи одна на другую – темнота, писк приборов, обостряющаяся боль в заживающих ранах и синяках. Не спалось, едва стоило закрыть глаза, как ужас накатывал удушливой волной, и события недельной давности оживали снова. После возвращения из Афганистана и то было легче, войне было проще придумать объяснение, чем этому. Поначалу Джону кололи снотворное, но и тогда сны преследовали его, только сложнее было проснуться. Психолог бормотал что-то неразборчивое, стандартное для всех пациентов, переживших насилие. Джон не слушал его, все равно не поможет.
Больше всего ему хотелось спросить у кого-нибудь о пациенте по имени Шерлок Холмс, но даже это имя теперь было произнести сложно. Словно возник какой-то барьер, отделяющий Джона от любого напоминания о недавних событиях. Медсестры мило улыбались ему, старались угодить и всячески обхаживали, вызывая лишь недоумение. Они жалели его – отвратительное чувство. Но он все же улыбался им в ответ, поддерживал разговор, хоть и не так живо и искренне, как раньше. Так было даже проще, они отвлекали от тягостных мыслей.
Но по ночам все было иначе. И Джон все же старался быстрее заснуть – дать себе отдых и надеяться, что на этот раз кошмары не придут к нему. Но сейчас он только притворился спящим.
– Странный такой: высокий, худой, угрюмый, но симпатичный, – шептались медсестры за стойкой, Джону было слышно каждое слово. – Приходит каждую ночь, пристально смотрит и вообще призрака напоминает. Хотя Берт говорит, что однажды он пробрался в двести вторую и унес карту пациента.
– Неужели? – ахнули девушки. – Берт его поймал?
– Нет. Самое интересное, что этот тип сумел убежать. Карту бросил на одном из подоконников, так, чтобы Берт сразу заметил, а сам скрылся. Но знаете что… Берт-то не дурак. Выяснил потом, что псих этот здесь из-за наркотиков оказался. Наверное, теперь бродит по больнице, новый кайф ищет, нам нужно внимательнее следить за своими лекарствами.
Глупенькие медсестры приглушенно рассмеялись, стараясь не перебудить пациентов, а Джон сделал пару глубоких вздохов. Значит, Шерлок приходит к нему каждую ночь, но не решается показаться открыто. Ворует карту, чтобы узнать о его состоянии, смотрит, оценивает, читает. Не извиняется. Хотя извинение совершенно не в его духе, но не в этот раз, когда все стало слишком серьезно, когда Джон помнит каждое его прикосновение, каждый удар, каждый толчок. Его память сработала причудливым образом, и со временем воспоминания стали только ярче.
Джон пошевелился, принимая более удобное положение, чтобы не потревожить сломанные ребра и огромный кровоподтек на животе, и решил не спать этой ночью. Решил ждать, что бы эта встреча ему ни принесла – в любом случае она необходима.
И, конечно же, веки сразу отяжелели, а тишина странно убаюкивала. После непродолжительной борьбы с собой, Джон уснул. Но посреди ночи, словно почувствовав толчок, распахнул глаза и встретился взглядом со знакомыми серыми глазами.
Шерлок не ожидал, что Джон проснется. Вот уже шесть ночей подряд он осторожно выбирался из своей палаты, тенью скользил на этаж ниже и замирал в темном углу, откуда отлично было видно спящего Джона. Выведать номер его палаты не составляло труда – задать пару правильных вопросов правильным людям, и информация о «милом грустном пациенте из палаты двести два» оказалась у него в кармане.
Увидев опухшее, заплывшее от побоев лицо Джона впервые, Шерлок почувствовал настоящую физическую боль в сердце, горло мучительно сдавило, а осознание своего поступка навалилось многотонным прессом. Память так и не вернулась, и Шерлок не ожидал, что все окажется настолько серьезно, хотя его собственные травмы и должны были дать подсказку. Джон спал беспокойно, стонал и метался на кровати, морщась от боли в сломанных ребрах – кошмары, о содержании которых нетрудно догадаться. На людях он старался держаться, улыбался и мило беседовал с медсестрами, но стоило ему остаться одному, как хваленая выдержка куда-то девалась.
Однажды Шерлок пробрался в палату и, стараясь не смотреть на Джона, чтобы не растерять последние остатки самообладания, выкрал его медицинскую карту – ему нужно было знать, нужны были цифры и факты – верные помощники в оценке ситуации. Тогда все закончилось провалом: зачитавшись, Шерлок не заметил приближения медбрата и вынужден был убегать с «места преступления».
Сегодня он решил повторить свою вылазку, но замешкался у порога, уловив в беспорядочном бормотании Джона свое имя. Шерлок резко обернулся, разум отчаянно твердил ему как можно быстрее убираться из палаты, но тело не слушалось. Два шага по направлению к кровати, беглый взгляд по заживающим синякам и ранам – выглядят гораздо лучше, отеки почти спали, мышцы лица напряжены, лоб пронзила глубокая морщина – ему сейчас больно. Кончиками пальцев Шерлок коснулся прохладной кожи, взъерошивая волоски, а потом быстро отдернул руку и сделал шаг назад. Джон открыл глаза и посмотрел прямо на него.
Повисла напряженная тишина. Шерлок перебирал в голове множество вариантов разумных действий: от искреннего раскаяния до немедленного бегства, но какой из них выбрать, зависело от реакции Джона. И Шерлок сейчас наделся только на одно – что его не прогонят прочь. Лицо Джона было непроницаемо – чуть уставший, задумчивый взгляд, плотно сжатые губы… Нет отвращения, но нет и радости встречи, лишь пугающее безразличие.
– Ты отвратительно выглядишь, – наконец, сказал Джон.
Шерлок подумал, что выглядит он все равно гораздо лучше самого Джона, просто очень плохо спал в последнюю неделю и мало ел – из-за этого его решили задержать в больнице еще на несколько дней. Чего он, собственно, и добивался.
– Я… – Шерлок замялся, подбирая слова для вертевшихся на языке извинений, но в последний момент передумал и быстро заговорил: – Меня накачали наркотиками. Глупо было соваться одному на заброшенный склад, но я посчитал, что справлюсь. Кинг никогда не обладал особыми умственными способностями. Он подошел со спины, я не услышал его, и воткнул мне под лопатку один за другим два шприца. Я не отключился, но уже мало что соображал, хотел позвонить тебе, но не нашел телефона в кармане. Я смутно помню, как выбирался с окраины города, ловил такси. Парковка – это последнее, что сохранила моя память. Затем я очнулся в этой больнице, и Лестрейд рассказал мне, что случилось. И я… я решил удостовериться, что с тобой все в порядке, что мое временное помутнение не привело к чему-то непоправимому, не сделало тебя калекой. Я ведь ничего не помню, Джон.