Заиндульгировавший на всю катушку долбоеб пополз восвояси.
Рожа! – заорала Аза, и все стали корячиться, пытаясь попасть всеми десятью пальцами в разные дырки на своей роже, чтобы выполнить мудру под названием «рожа».
На этот раз Мудон оказался последним, так как был поглощен своими хуевыми мыслями. Сила проучила его, и все яростно прошлись по его спине. Это было нещекотно.
Через пять минут Аза снова заорала:
Жопа страуса! – и все на секунду замешкались, потому как жопу они знали, страуса – тоже, а вот жопу страуса еще нет.
Самой безмозглой оказалась Синильга, которая как раз замечталась о принцах и тупо терла уже давно чистое зеркало. Все быстро сообразили, что жопа страуса – это, значит, упереться головой в пол, а жопой – в стену, но Синильга так и осталась, стоять, разинув рот.
Когда наступила очередь Нарады гычить Синильгу, то он как-то так очень слабенько ее хуйнул, чуть ли не погладил. Конечно, это сразу заметила Элен:
Нарада, ты че ее жалеешь?! Теперь Синильга гычит тебя три раза, да посильнее, чтобы тебе неповадно было! А если она тебя пожалеет, то еще раз получит от всех.
Услышав это, Синильга, у которой два глаза уже сползлись в один на лбу от боли, так разбесилась, что после ее удара Нарада пролетел несколько метров, и только выросшая впереди стена оборвала его мерный полет. После этого случая никто никого больше не жалел.
А ты, Нарада, че встал, с-сучок? Ты, говорят, больно гордый стал? – грозно спросил Нандзя.
А что мне делать? – спросил идиот.
Скатерть расстилай, туго соображается, что ли?
А кто снимет мои грязные вонючие носки? – радостно спросил Гну.
Вон, пусть гордый Нарада снимет, – злобно бросила Элен, которая пролетала мимо.
Ага, давай-ка, Нарада, сними мои носочки, – прикалывался Гну.
Нарада протянул, было, свои крюки, чтобы стянуть с Гну носки, брезгливо морщась, да не тут-то было.
Не-е, не так! – радостно сказал Гну. – Без рук давай снимай!
Нарада опешил с такого оборота дел и нихуя не мог врубиться, как можно снимать без рук. Тут уже столпились Элен, Аза и Ксива, наблюдая очередную спонтанную практику просветления.
Че, Нарада, стесняешься? Действуй! – ободряющее прикрикнула Элен.
Как я сниму без рук? – зачморенно пизданул Нарада.
Как, как, – передразнила Элен. – Зубами! – пришло вдруг оригинальное решение ентой проблемы.
Нарада скривил и без того кривой ебальник.
Да-да, зубами снимай, – подбадривал Гну.
Нарада подполз к воняющим за километр ногам Гну и медленно стал приближать харю к носкам. Он раскрыл пасть и зацепил зубами самый край носка.
О, как ловко! – вскрикнул довольный Гну.
Будешь знать, как гордиться, – сказала Элен. – Наблюдай за собой! Смотри, как ты не можешь растождествиться со своей надменной пачкой.
Нарада, обливаясь потом, усердно стягивал вонючий носок с ноги. При этом вся его харя покраснела, и он уже явно ловил кайф от передозняка пахучих веществ.
«Еб твою мать, какой ужас, зачем меня заставляют заниматься этим мерзким делом? – заиндульгировал Нарада, - интересно, а где сейчас Синильга, лишь бы она меня в таком виде не увидела, а то, что же она подумает обо мне», - распереживалось говно, да так, что потеряло концентрацию на носке, и как цапануло клыками за палец Гну.
- А-а-а, блядь, гандон, сука, че ты делаешь, неосознанная скотина, - взвыл от боли Гну, хуякнув Нараду кулаком по репе. Нарада даже не успел опомниться, что произошло, как из глаз посыпались звездочки. И, совсем растерявшись, не зная, что сделать, чтобы исправиться, Нарада механично стал гладить ногу Гну:
- Простите, простите, я нечаянно.
- Ха-ха-ха, - угорали жрицы, наблюдая эту картину, - ну, ты, Оля, и в Африке Оля, неисправимый гомосек.
Классная у тебя практика пранаямы! – позавидовала Ксива.
Стянув оба носка, Нарада уже обрадовался, что практика закончилась, как вдруг Нандзя тоже захотел снять носки.
А мне?! – закричал он.
Да, и Нандзе снимай! – скомандовала Элен, и Нарада повторил енту медитацию по раскрытию анахата-чакры.
В этот день уже некоторые сдали по одному экзамену и получили право похавать – кто целую порцию, кто – половину, а кто – четвертину. В зависимости от набранных баллов. Ничего не сдали только Гурун и Судорога в трусах, и их святой пост продолжился. Но прежде, чем получить свою кашу, надо было ее еще выпросить. Пришли Элен, Аза и Ксива, и толпа голодных свиней, стоя на карачках, начала выпрашивать у них еду.
Ну, Элен, ну, пожалуйста, ну разрешите мне поесть! – ныла чу-Чандра.
Иди в жопу, не дам, - отвечала Элен.
Ну, Аза, Вы - такая добрая, дайте мне, пожалуйста, рису! – просил Нарада.
Нихуя, не заслужил, - воротила нос Аза.
Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь съесть, а то у меня уже два дня во рту ни крошки не было! – гундел Муд.
Хуево просите, видно, мало голодали. Тогда еще поголодаете, - презрительно сказала Элен всем.
Ну, пожалуйста, дайте мне поесть, дайте мне поесть, ну дайте, ну, пожалуйста, - выли все хором, заискивающе заглядывая в глаза.
Кто-то уже стал умоляюще хвататься за одежду и ползать в ногах.
Ну-ка, блядь, не трогать нас! – прикрикнула Аза.
Стая голодных ублюдков испуганно отшатнулась и продолжила свое нытье уже на расстоянии. Через некоторое время Элен сказала:
Ну вот, чу-Чандра уже более-менее нормально просит. Можно ей дать.
чу-Чандра завизжала от радости и с грохотом поползла на кухню.
- Ну-ка не греметь, дура! – забесилась на нее Ксива.
Вторым был Мудя, а потом и остальные. На кухне Ксива, глядя в табель успеваемости, стала выдавать каждому столько риса, сколько тот заслужил. Кроме риса больше нихера не давалось. Но даже обычный чай показался Муде божественным напитком, быстро восстанавливающим силы и дающим море впечатлений.
Рулон узнал, что гычу получают чуть ли не каждые полчаса, и сказал, что это неправильно, что гычу нужно ставить только за самое отъявленное свинство, а за мелкое нужно по-другому наказывать. Тогда придумали бить в лоб ладонью, и, то и дело, приходилось отрываться от работы, чтобы припечатать кого-нибудь. Однажды Муд возился с ведром и половой тряпкой, как вдруг его позвали выказывать свое презрение Вони. Оказывается, она где-то облажалась, стала слишком гордой, и теперь каждый должен был проходить мимо нее, зачморенно сидящей в углу, и как можно грубее и пренебрежительнее пихать ее ногой, как презренную собаку, выражая свое «Фу-у».
Наконец-то и этот день подошел к концу. Кое-как Муд выжил в разминке, потом был яростный ритуал забивания. И вот, он уже был готов погрузиться в забытье, как в прихожку вошел Нандзя и спросил:
Кто будет рассказывать мне на ночь сказку?
Я уже сегодня рассказывал Ксиве,– забеспокоился Нарада.
Я могу рассказать, – с готовностью ответил Гурун, вылазя из-под своей тряпки. Готовность заменяет действие.
Мудя же болезненно затаился, чтобы, не дай бог, не сказали ему. А сказали именно ему. Потому что Нандзя сразу увидел его гнилое состояние, и позорная свинья была в очередной раз наказана. Нандзя завалился на диван, который стоял прямо тут, в прихожей и стал слушать Мудину ересь. Практика состояла в том, чтобы учиться на ходу сочинять образы и через них передавать ту или иную мудрость Мастера.
Муд начал плести че попало, пытаясь выстроить единую линию рассказа, и при этом периодически клюя носом и заговариваясь. Вдруг он услышал едва различимое похрапывание. Замолк на секунду и стал прислушиваться. Никто ниче ему не сказал. «Нандзя заснул!» – обрадовался идиот. Посидел еще минуты две-три, ожидая, что Нандзя проснется, но, видно, он тоже неплохо вымотался за день и поэтому незапланированно отправился бродить по тропам сновидений. Муд грохнулся на свое одеяло и тут же вырубился.