— Ты уже знаешь, что твои мать и сестра пропали?
Мать? Сестра?
Мысли мешаются в кучу…
Так значит — его не арестуют? Не запрут навеки в Ауэнте? Не казнят на центральной площади Лютены⁈
Леону чуть действительно не поплохело. От внезапной, неудержимой волны чистой, пьянящей радости.
Пропали⁈ Да туда Карлотте и дорога!
— Я получил письмо от настоятельницы Альваренского аббатства святой Амалии. За несколько дней до твоего приезда.
И дядя молчал! Здоровье Леона он берег, как же!
Здоровущий червь тревоги вновь заскреб по сердцу — чешуйчатыми кольцами. Мать могла рассказать этой старухе! Или Ирия!
Гадюка сама угрожала… Может, врала? Пусть хоть в этом плевке Карлотты будет бессилие, а не яд! Ведь даже у самых опасных гадин он рано или поздно кончается!
О Творец, что тебе стоит? Ну пожалуйста!..
— Твою мать и Эйду в начале прошлого месяца увезли в Лютену солдаты личного гарнизона графа Бертольда Ревинтера.
Нет! О нет!! Ну, пожалуйста — нет!!!
— Узнав об этом, я немедленно послал гонца в Лютену. — Дядя успокаивающе положил руку на плечо племяннику. Значит, еще ничего. Значит — всё не так плохо! — А сегодня получил ответ. Твои родные пропали без вести по дороге. В Южном Лиаре. Держись, мой мальчик! — Ив Кридель крепко сжал ему руку. А рука у дяди — не слабая. И не скажешь, что вовсе не солдат. — Я буду настаивать на расследовании. Прости, что не сказал раньше. Я боялся за твое здоровье и считал тебя слишком юным для таких решений. Но, возможно, ты сумел бы сделать больше меня.
Тревога чуть отпустила — принесла взамен неожиданную слабость. Сейчас Леон и в самом деле ощутил себя больным.
Самого страшного не случилось. Дядя ничего не знает! Если б лорда Таррента обвиняли в убийстве — Ив Кридель не утешал бы его сейчас, не сочувствовал и не обвинял себя. Разве только в том, что приютил государственного преступника.
А дядя продолжает говорить — всё так же мягко.
Кто-то подозревает в похищении разбойников. (Кошмар, если они завелись в Лиаре! Леон ведь ехал по тем же дорогам!). А кто-то — орден леонардитов. Чуть ли не в открытую. (Им-то зачем?)
Успела ли Карлотта что-нибудь рассказать людям Ревинтера? Если еще и он узнает… Для Леона этот мерзавец — жутчайший ночной кошмар. Лишь совсем недавно чуть поутих. За появлением других — посвежее.
Граф Ревинтер когда-то чуть не погубил всю их семью. В один день!
А леонардиты… Как Леон сразу не понял? Если Карлотта у них… в сговоре! — она сможет исполнить все угрозы! Ведь сын не помог ей бежать из монастыря. И теперь она его погубит!
В прежние времена от заточённых злодеев избавлялись с помощью яда. Достаточно было лишь заплатить тюремщику. Жизнь преступника не стоила и меара!
Во что превратился мир — если ныне с тюремщиками сговариваются сами заключенные? И теперь…
Леон от ужаса разрыдался.
Дядя успокаивал его битый час. Уверял, что сделает всё от него зависящее, чтобы спасти их родных. Что они — одна семья и будут держаться вместе. Что Леон ни в коем случае не одинок. У него есть старшие родственники. О нём позаботятся.
Дядя Ив говорил. А племянник плакал, как в детстве. Не в силах остановиться…
В какой-то миг чуть не выложил родственнику всё. Тот ведь взрослый, умный, поможет!
Едва удержался. Дядя не поймет! Никто не сможет понять такое!
Если только отец… Но его больше нет!
А дядя… Разве он когда-нибудь любил такую женщину, как Полина?
2
Четыре стены. Забранное решеткой окно.
Пяльцы с вышиванием. Стопка книг с монастырскими хрониками и житиями святых угодников разных веков.
Любимым стало «Житие святого Михаила». Основателя ордена нынешних тюремщиков. Одного из самых приличных духовно-рыцарских орденов — надо отдать должное. И магистру, и его творению.
Чтение Элгэ всегда любила даже больше фехтования и скачки наперегонки с ветром. А кроме «Жития» больше здесь ничего нет. На ее вкус.
Никогда не интересовалась историями юных дев и отроков, погибших за веру. Можно найти и более достойную причину для героической смерти. Столь же достойную и глупую, как у Элгэ, например…
Немудрено, что святой Михаил стал почти родным.
Узница уже не злилась. Благородный кардинал Александр ее спас — на время.
И запер в четырех монастырских стенах. Возможно — навсегда. Что еще не самый худший вариант.
Можно попросить еще несколько орденских талмудов в тяжелых переплетах. Среди них наверняка найдется пара-тройка приличных.
Только это будет означать, что пленница хочет жить. Настолько, что интересуется новыми книгами.