И что? С его-то мнением: «оступившегося — затопчи»? Леон запер Эйду в монастырь. Ральф Тенмар — застрелил бы. Причем еще два года назад.
— Дерись, Темный тебя побери! — он рывком развернул Ирию к себе.
Когтистая лапа оставила в покое плечо — чтобы мертвой хваткой вцепиться в подбородок. Заставляет высоко вскинуть голову. А жесткий, колючий прищур удержит взгляд любого — похлеще когтей дракона. Даже тенмарского!
— Любому из моих сыновей я сказал бы — будь мужиком! А что сказать тебе? Будь бабой?
Так не рычит даже разъяренный медведь-шатун. Выгнанный охотниками из уютной берлоги. На студеный мороз!
— Не смей реветь! Ты — лингардская аристократка!
— Какая?
— Или ты невнимательно читала книги из моей библиотеки?
2
Что-то забрезжило во тьме. Прогоняет даже застарелую тоску и уже привычное унылое равнодушие.
Что-то — пока таинственно-неуловимое, но будоражащее. И очень важное…
Старик сам читал эти книги. И отлично помнит сюжет. Значит — или читал недавно, или перечитывал.
Причем второе — вероятнее. Но зачем? К чему тенмарскому герцогу история древнего Лингарда? Волею победителей превращенного в Лиар.
И к чему это теперь Ирии?
— Какая разница? Моя сестра погибла. А вам прекрасно известно, что я — не невеста вашего сына. — Вот и сказала. И давно пора. — Я никогда и не утверждала, что он собирался на мне жениться.
И что теперь? Отдаст ее властям? Позволит застрелиться самой?
Жить — не хочется. Но о казни на площади на потеху Ревинтеру Ирия сгоряча не подумала!
— Ну и дурак, если не собирался! — рявкнул Ральф Тенмар. — Я обещал тебе помощь, Ирэн. И помогу. — Он уже взял себя в руки. Даже странно — с учетом его обычной несдержанности. — Ты не думала, что Ревинтер — последний, кому выгодно убивать твою сестру?
— А как же насчет скрыть преступление сына? — Ирия слишком поздно вспомнила о деяниях самого герцога. В более молодые годы.
Но в любом случае — носиться с его прошлым незачем. Она же живет со своим. Умел нагрешить — умей и смотреть в глаза собственным подлостям.
Хотя вряд ли Ральф хоть в чём-то раскаивается. Такие сожалеют лишь о поражениях.
— А ты помнишь, что его сына никто не осудил и судить не собирается? — Старик нечаянного намека даже не заметил. Во всяком случае, и ухом не повел. — Зато Эйда для Ревинтера — прямая дорога к титулу лорда Лиара.
— Николс — в ловушке! — бросила девушка. При звуке имени смертельного врага вернулись и ярость, и жажда мести. Всё-таки пример действует заразительно! Особенно пример столь сильного и жестокого человека, как Ральф Тенмар. — Вряд ли сынок Ревинтера вернется в Эвитан — из плена. Если его там держат вместе с людьми Анри.
— Будь на месте Анри я… или ты — я бы не сомневался. Но Анри нахватался от Арно Ильдани многовато лишнего, — задумчиво проговорил старик.
Ирия опомнилась. Ее уже сравнивала с собой Карлотта. С гордостью.
Только сделаться Ральфом Тенмаром в женском обличье для полного счастья и не хватает! И тогда точно впору застрелиться.
— Подумай, Ирэн. Ревинтер не может в открытую держать в своем доме чужую дочь и сестру. Но вот разыграть похищение по дороге… И тогда можно спрятать девушку. Как козырную карту в рукаве. Твоя сестра — жива, Ирэн. И где она — знает именно Бертольд Ревинтер.
— И никогда не скажет.
А старик прав! Да и кто из них двоих — лучший интриган? И соответственно — яснее представляет действия другого паука?
— Скажет — в двух случаях. Если его сын вернется из Квирины, или…
— Или? — невольно повторила Ирия, против воли заинтересовавшись.
Живой Ревинтер-младший, вернувшийся в Эвитан (отделавшись легким испугом), — ничуть не нужнее его живого отца на посту министра финансов.
— Или если Ревинтер окажется в Ауэнте. А мы — теми, кто станет его допрашивать. — Ральф Тенмар потянулся к графину. Надо же, достал. А еще на негнущиеся кости жалуется! — За Анри! И за смерть Ревинтера!
— За Анри! За его возвращение!
За смерть — даже Роджера Ревинтера! — сегодня пить желания нет. Он сделал всё, чтобы разрушить их жизнь. Постарался на славу.
Но всё, что после, — даже исчезновение Эйды! — случилось уже без его участия. Львиную долю бед семьи Таррент они создали сами — без помощи посторонних.
Если уж сегодня смотреть правде в глаза — то до конца.
Льется в два бокала терпкое вино. Цвета рябины — в Месяце Сердца Осени. Почему-то в присутствии старого герцога всё обретает особый вкус. Более горький, острый… и живой.