— Вы успокоили меня. А то я слышала, мои кузины — некрасивы. И решила, что Леон — тоже… — Змеев веер чудом не задел лицо собеседника! А несчастное недогрызенное крылышко на ее тарелке совсем остыло. И выглядит еще унылее. — Говорят, особенно не повезло старшей…
— Эйда Таррент — не некрасива! — не выдержал Эдингем. Его участие в лиарской истории уже не скрыть. А позволять напыщенной, насквозь фальшивой курице оскорблять благородную Эйду он не намерен! — К тому же, вы намереваетесь войти в эту семью. Эйда Таррент станет вашей родственницей.
Не перегнул ли он палку? Девица аж дар речи потеряла.
Алан даже успел подцепить и отправить в рот кусочек остывающего мяса, когда сиреневый веер вновь неотвратимо взметнулся. Перед самым его носом.
— Ах, оставьте! Ведь кузина Эйда в монастыре. Она решила удалиться от мира и посвятить себя Творцу! Я об этом слышала.
— Эйда Таррент — не в монастыре! Когда вашу кузину найдут — у вас будет возможность познакомиться!.. — Юноша схватил себя за язык — несколько запоздало. Ну и змеи с ним!
И с трудом заставил губы растянуться в улыбке.
А глупые глаза Ирэн загорелись восторженным огнем:
— Найдут? О, как романтично! — Веер едва не угодил кавалеру в глаз. — Кузина Эйда убежала из монастыря⁈
Старик не рассказал ей вообще ничего. И правильно сделал. А неправильно — что посадил красотку рядом с гостем.
— Она отправилась в Лютену к жениху. По дороге пропала. Но я буду не я, если не найду ее! — Эдингем едва не грохнул по столу кулаком.
И вдруг опомнился. Он же выпил не больше трех бокалов! Да уж, с такой собеседницей не пить — невозможно.
— О, вы так преданы вашему хозяину! — захлопала невозможно длинными ресницами дева.
Не поняла, к счастью, ни змея.
«Хозяин» неприятно резанул, но Алан промолчал. С дурами не спорят и дур не поправляют.
— А как вы думаете, Леопольдо любил Клариче? Или сразу собирался ее обмануть? — девице надоела прежняя тема.
И хорошо! Вот только в сентиментальных романах Эдингем не силен. Как и в светской болтовне с законченными курицами.
— Ну, помните, как в сюжете про нежную Жюстин и этого негодяя и обольстителя⁈ — В глазах Ирэн — неприкрытый восторг. Такие, как она, любят, когда их обольщают негодяи! — Графа Бертрана Кальвина!
Ну зачем, зачем кто-то изобрел письменность⁈ Как бы хорошо всем без нее жилось! Ни глупых романов, ни сонетов, ни чудовищных счетных книг…
Алан молил Творца и всех агнцев и голубей Его о скорейшем завершении ужина. И взывал к Темному и змеям — с той же просьбой.
Но и высшие, и низшие силы о несчастном капитане позабыли.
До окончания трапезы он успел узнать подробный сюжет еще полутора десятков самых модных и слезливых романов. Их события и герои могут смело кочевать из одного шедевра в другой. Схожи как близнецы.
И всё это перемежалось восторженными вздохами Ирэн…
Когда герцог, наконец, соизволил встать, Эдингем в полном восторге поднес к губам хрупкую ручку девушки. Собрался откланяться немедленно.
«Прелестная Ирэн» украдкой многозначительно сжала ему запястье. Слегка — как и положено хрупкой даме.
— Приходите завтра! — шепнула она. — Старика не будет…
ЧТО?!!!..
— Я бы с преогромным удовольствием… — пробормотал еле живой от ужаса Алан. — Но дела… срочные, неотложные дела требуют моего скорейшего присутствия в Лютене!
2
Что за манера у северян вешать осточертевшие гобелены по всем четырем осточертевшим стенам? Будто мало осточертевших сугробов! За осточертевшим окном опостылевшей Лютены.
Единственная книга кончилась — как всё хорошее. Спустя три часа после разговора по душам с дядей.
А служанка, очевидно, над пленницей издевается. Потому что на требование принести книг приволокла «Роман о прекрасной Розе», «Сентиментальную историю о нежной Фиалке» и сборник сонетов.
Первый из них начинается: «Нежная роза розу ласкала, сирень сладострастно сирень обнимала»[1]…
Лишь привитое с детства уважение к книгам не позволило отшвырнуть всю цветочную литературу в угол. А то и в камин — толком не дающий тепла. Авось наконец запылает жарче!
Утратив остатки хладнокровия, илладийка бешеной пантерой заметалась по чёрно-фиолетовой комнате. Когда Элгэ вырвется отсюда — в ее новом жилище никогда не будет таких тонов! Какие угодно другие — хоть оранжевый и серый. Но не черный. И не всевозможные оттенки синего!
И к змею книги! Всё равно в них — ни капли правды.
Лучше бы Элгэ осталась в поместье Гуго Амерзэна. Там была оружейная и сколько угодно холодной стали. И даже порох… во всяком случае, больше, чем здесь.