Уже почти уснув, я осознаю наибольшую нереальность — подобный город невозможно создать даже при наших развитых технологиях. Куда уж этим примитивам с алебардами и арбалетами… Может гипотеза Прыща насчет бомбы не так уж глупа…
Согреваемый мыслью о нереальности происходящего я уснул.
Ильич как в воду смотрел. Силы нам точно понадобятся.
За спиной захлопнулась дверь, отрезая путь к отступлению. Почему-то вспомнился один из многочисленных лозунгов второй мировой — «ни шагу назад». Очень подходит к нынешней ситуации. Даже если очень захотеть «назад» никак не получится. А хочется с каждой секундой все больше и больше. Разве что крылья отрастить.
— Чому я не сокил, чому не литаю, — фальшиво промычал я под нос. — А жить то хочется ребята… И чем дальше тем больше.
— Приехали, — сглотнул Прыщ, осматривая заполненные зрителями трибуны нависшие над нами. — Остановка амфитеатр. Конечная. Трамвай дальше не идет. Скот подан и готов к публичному расчленению на бойне. Димыч, вот что-то там поешь для храбрости, а нас сейчас убивать будут.
— Опять? — Пронзенный тысячами взглядов я невольно почувствовал себя провинциальным актеришкой, этаким Донкихотом кацапетовского клюба, попавшим на большую сцену. Вспыхнули юпитеры. Копошатся в яме музыканты, шелестя нотами батальных арий для начала и похоронных маршей к финалу. Замерли в ожидании действия зрители. Ерзают в креслах критики, готовясь в пух и прах разнести наше выступление, мол, померли аматоры бездарно, не смогли даже уйти красиво. В общем, бездарность редкостная, туда им и дорога. Аминь! Закапывайте, а то выпить пора.
— Они хотят, чтобы мы выступали? — поинтересовался Тимоха, глядя на бушующую в ожидании представления публику. — Серьезно?
— Ага, танцевать будем, — нервно хихикнул Прыщ и поежился от утренней прохлады. — Танец маленьких дохлых лебедей. Тем, кто будет громче всех аплодировать — приз — честь первыми ощипать тушки… перышки на сувениры… Как у павлинов.
— Причем здесь павлины? — уставился на него Тимоха. — Что-то я не понимаю, о чем ты говоришь. То лебеди то павлины. Аллегория?
— Тимоха, ты в зоопарке хоть раз был?
— Конечно. Три, нет четыре… нет, все-таки три раза меня мама водила. Там вату сахарную у входа продавали. Вкусная. И обезьяны такие смешные. Особенно те, которые с красными попками.
— Бабуины, — улыбнулся Ильич, хотя ситуация никак не располагала к веселью.
— Да точно, бабуины. Спасибо Ильич. Они были такие смешные. Я так смеялся, что даже уронил свою вату. И один этот, как его…
— Бабуин.
— Да точно, спасибо, протянул руку сквозь решетку, схватил ее и слопал. Я так плакал. Теперь я ненавижу бабуинов. Но причем лебеди и павлины?
— Теперь даже и не знаю что сказать. — Прыщ с деланным состраданием посмотрел на Тимоху, потом вздохнул и продолжил: — У входа в зоопарк в ларьках всегда продавали перья павлина как сувениры. Но никто из покупателей, ни разу не спросил, как птица расстается со своим украшением… Ладно, проехали.
— А если серьезно? — спросил Тимоха. — Кажется, я чего-то не понимаю. Зачем здесь собралось так много людей?
— Колизей, — восхищенно сказала Лиля. После отдыха она выглядит куда лучше. — Арена смерти и славы гладиаторов.
— То есть нас, — дополнил я, с трудом перекрикивая рев возбужденных зрителей и пристально посмотрел на босса. — Я думаю, Ильич про это может много рассказать. Мне так кажется!
— Потом, догадливый ты наш, — отмахнулся он. — Премию за смекалку ты уже заработал.
— А ваше «потом» когда-нибудь наступит? — спросил я.
— Скорее нет, чем да, — философски ответил Ильич. — Арену покинуть живым непросто. Необходимо заслужить уважение и любовь публики. Получить признание или победить во всех схватках до полудня. До сих пор это никому не удавалось. Можете попробовать удивить зрителей, а то кроме банальной резни с предопределенным результатом они ничего не видели.
— Вот теперь я чего-то не понял. Тимоха, быть в твоей шкуре мне еще не приходилось. Могу сказать что хреново. — Прыщ переводит взгляд с меня на босса. — Вы о чем? Что рассказать? Вы что-то знаете? Откуда?