Храм?
Догадка пришла мгновенно.
Подземелье явно не было естественным. Нет, его создали руки. Вот только человеческие ли?
Всё вокруг было в пепле, я шел вперед, рассматривая гладкие стены, покрытые древними символами, которые узнавал, потому что они были славянскими…
Но на этот раз я видел не только символы. Перед глазами проступила иная картина — под толщей камня, как кровеносные сосуды, текли тончайшие энергетические нити. Они сплетались в сложную и древнюю сеть, поддерживающую саму структуру подземелья. Я осторожно коснулся стены, и нитевидный поток словно встрепенулся, отзываясь на моё прикосновение. Мир вокруг вдруг стал ярче, и я понял: магия течёт не только в людях. Это живая нервная система самой реальности.
Интереса ради — всё равно я тут явно надолго — подошел к огромному алтарю и провел пальцем по слою пепла. Задумчиво растер его между подушечек пальцев. А пепел-то здесь вулканический.
Но удивило даже не это.
Хм…
То, что я сперва принял за алтарь, оказалось крышей здания. Да, крышей.
— Ни хрена себе… — прошептал я, продолжая оглядываться.
Я, наконец, понял, где нахожусь. Внизу подземелья лежал огромный город. Моё дыхание отдавалось гулким эхом от стен, словно пробуждая что-то древнее и давно забытое. Своды терялись в полутьме, и сверху свисали странные каменные наросты, похожие на огромные застывшие капли, готовые сорваться вниз. Стены подземелья вовсе не были таковыми. Это были остатки зданий.
Здесь, в недрах подземелья, покрытый толстым слоем вулканической пыли, некогда стоял город. Город, каким-то непостижимым образом оказавшийся в сотнях метров внизу, в глубине земли. И рациональных объяснений, как такое произошло, у меня не было.
Даже динозавров и тех находили примерно метрах в десяти от поверхности.
Так что теперь я просто стоял посередине подземелья, завороженный увиденной картиной. Под землей оказалась похоронена целая цивилизация. В этом мире когда-то давно произошло нечто по-настоящему страшное.
Наконец, я пошел дальше и отчетливо увидел углубление, в которое вели ступеньки. Именно отсюда шла та самая сила, с которой я с самого начала вошел в резонанс. Она отзывалась на мой шаг, на пульс под кожей.
Интересно, почему Приют построили именно тут? В месте с таким фоном — это как открыть клинику посреди морга. Или наоборот. Хотя, может, в этом и был смысл?
Но очевидно одно — эта сила крайне негативно действовала на членов приюта. они её не переносили. От ее присутствия их бросало в тремор и холодный пот. Вряд ли я был далек от истины, когда предположил ее схожесть в радиационным фоном — они же даже противогазами пытались от неё защититься.
И всё равно жили и тренировались именно здесь. Шут с ними, буду считать, что у них такая извращенная форма мазохизма. По-другому пока не могу объяснить.
А вот догадка, что это место меня выбрало, окрепла. Я подошел к краю углубления и там, среди хлопьев тумана, увидел черный как ртуть камень. Он тяжело пульсировал, шел «волдырями», будто болел. Будто внизу подземелья билось сердце этого места — и ему было здесь плохо.
Камень дрожал, и я понял, что это именно он просил помощи. Волны от стен проходили сквозь меня, словно проверяли: свой ли я. Нет, своим я не был. Но я был нужен этому месту, которое не дало мне умереть.
Под пластами чёрного гноя жила ткань чего-то древнего. Я стоял в эпицентре глубоко спрятанной патологии. И знал: её можно вскрыть. Её нужно вскрыть. А потом… зашить.
В памяти вспыхнула яркая лампа операционной, слепящий белый свет, за которым не различить лиц.
— Ты упустил момент, Мирошин! Пациент умирает не от твоих решений, а от твоего страха сделать хуже! — голос наставника, профессора Рощина, был резок, как удар скальпеля.
Я чувствовал, как пот стекает по спине, руки дрожали от усталости и нервного напряжения. Тогда, ещё студентом, я впервые столкнулся со смертью — настоящей, без прикрас. Операция шла уже шестой час, а пациент, молодой парень после ДТП, цеплялся за жизнь с такой силой, словно боролся не с раной, а со всем миром.
— Смотри глубже! Найди источник кровотечения! Думай быстрее! — продолжал Рощин.
Его голос был ледяным, но в нём я вдруг расслышал нотку отчаяния. Самого обычного, человеческого. Тогда я не понимал, откуда оно, но сейчас ясно осознал: наставник боялся за парня так же, как и я. Боялся, что я не выдержу, сдамся и впервые столкнусь с поражением.
— Нашёл, — выдохнул тогда я.
Мгновение, ещё движение скальпеля, и кровотечение остановилось.