— Тут другое: даже Канн не решится в открытую нарушать Правила Турнира, — уточнил Лю.
— Но мелких подлянок не избежать, — проворчал Джакс, успевший возненавидеть Внешний Мир вообще и Эдению в частности.
Величественность Башни расплющивала, прижимала к полу. Странно, она не выглядела безобразной, готическая мрачность невыразимо древних залов навевала не ирреальный ужас, а ощущение собственной ничтожности… но параллельно — и восхищение неведомыми зодчими, создавшими это полубожественное могущество.
Саб-Зиро попытался посчитать высоту. Бесполезно.
Их никто не встречал, но они знали: сотни слуг, невидимых, искусных игроков в прятки, обсуждают, высокомерно, язвительно — каждый их шаг. Шаги же рассыпались глухо, как в склепе.
Изваяния, казалось, шевелились. Четырехрукие и русалкоподобные, крылатые и рогатые, уродливые и печально-прекрасные, они жили собственной жизнью, независимой и от владельца Башни.
Это место точилось магией, предрассветно-древней, словно переспевший плод — соком. Магия воздействовала на смертных.
— Дерьмо, — нарушил священную тишину Джакс. — Мне тут не нравится.
— Т-сс, — шикнул Лю. — Смирись. Придется, и не показывай Башне себя… сокройся. Не противодействуй, но и не давай заползти в тебя…
Саб-Зиро в который раз с уважением глянул на Воина Света. Мудро. Он трезво, без лишнего геройства, оценивает ситуацию.
Башня сама показывала дорогу. Подъем по винтовой лестнице занял около сорока минут, последние двадцать из которых Кейдж и Джакс непрерывно ворчали, а Страйкер целился в пустоту.
К общей радости сотый виток привел их в что-то похожее на пиршественную залу, в центре коей возвышался стол с всевозможными яствами. Из нее же вели ровно пять дверей.
Хозяева Турнира позаботились о гостях.
— Вот, это уже дело! — воодушевился Кейдж, хватая крупное зеленое яблоко и надкусывая его. — По крайней мере, голодом не заморят!
Опасений по поводу яда у него не появилось. Впрочем, всезнайка-Лю тоже ничего не высказал на данную тему.
Застольная беседа не вышла слишком оживленной: Башня не располагала к болтовне. Скупо обсудили тактику завтрашнего боя, Кейдж опять проспрягал родню Шэнг-Цунга, Страйкер и Джакс обещали размазать некроманта и "сотоварищи", как тараканов.
Саб-Зиро наспех проглотил что-то, совершенно не замечая вкуса изысканных кушаний, и отправился в его комнату. Рухнул на кровать, с упоением расслабляя усталые мускулы. Ниндзя или нет, сегодняшний день (растянувшийся фактически на два из-за часовых несовпадений Америки и Внешнего Мира) выдался более чем трудным для него.
В частности, ледяной щит был коронной фишкой его брата — но и тот не умел держать его более двадцати секунд. Причем, отнюдь не контрастом полыхающей преисподней.
"Бракованная копия, а?", — подумал он.
И уже засыпающее его сознание подсунуло картинку бело-желтых светящихся глазниц, буквально препарирующих каждое движение и каждую мысль его.
Ему снился Смоук. Он шел по ослепляюще-зеленому лугу, неправдоподобно яркому и прекрасному. Сладко, налипающе на губы и нёбо, пахло цветами, немного с горчинкой чернобыльника и серебристыми стрелками осоки. Трава не гнулась под ступнями Посвященного Воздуха, он был без маски и в легкой одежде. Он был — дуновение ветра, невесомое, почти ирреальное… и очень живое.
"Ты уже забыл меня?" — он остановился перед Саб-Зиро.
"Нет", — отвечал воин Холода. — "Я… здесь я исполняю-свой-долг. Рэйден-сказал-мне-так-надо".
"Ты забыл меня", — утвердительно повторил друг.
Единственный. Определение порезало его, будто зазубренный край осоки.
"Нет же! Я вернусь… и отомщу за тебя!"
"Мстить? О, как благородно, Ледышка, супергерой… Мстить, полагая себя мечом-праведником… вот только прежде вычистить грязь за богами, а? Очень приятно — оплакать, отплатить… А ты мог бы спасти меня, приди в Лин-Куэй… но сейчас — слишком поздно. Слишком поздно, Ледышка… эгоист ты бесчувственный!"
"Нет, Смоук…" — глухо выговорил Саб-Зиро, отшатываясь от друга, ибо лицо того корчилось под червеподобными пружинами. Стальные спирали протыкали тонкую бледную кожу Посвященного Воздуха, горлом пошла кровь, стремительно чернея и затягиваясь масляной пленкой. Испуг и ненависть проросли в дождливо-осенние глаза Смоука. Ненависть — к нему, Саб-Зиро.
"Будь — ты — проклят! Ты потащил меня за собой!.. Ты виноват, что убили Рокси! Ты хуже, чем хладнокровный убийца, ты — высокомерный, равнодушный, самовлюбленный…"
Его голос разламывался в хрип. Словно заживо его заваривали в цинковый гроб. Он царапал стенки, ломая ногти до розового мяса, но неумолимое железо размалывало хрупкое тело.